Победы, которых могло не быть

Он выскакивает на лед и тут же словно спотыкается, сраженный пулеметной очередью с фланга. Какое-то мгновение генерал стоит, а затем валится лицом в снег, его папаха с красной звездой катится по льду. Полковник Тавлиев бросается к генералу и падает, сраженный тем же фланкирующим пулеметом, что и его адъютант. (Понимай, как знаешь!) Приходит очередь политического комиссара Карасева. «Собаки!» — кричит Карасев; он успевает подхватить генерала и тоже падает. В конце концов, лейтенант Куликов и сержант Шокирков подползают к убитому Доватору, укрываясь за трупами своих товарищей, и оттаскивают его на берег.

До самого вечера и большую часть ночи пулеметчики германского швайдницкого пехотного полка отражают непрестанные атаки целой казачей дивизии, рвущейся отомстить за павшего героя.

Замысел русских начинает проясняться: фронтальное наступление превращается в охват. Две огромные змеи прорезают германскую оборону, ползут все дальше и дальше. Это прорыв, осуществляемый не полком или дивизией, а целыми армиями. Зажатый с двух сторон карман лопается, превосходящие силы противника буквально втаптывают немецких солдат в снег.

Огонь бесчисленных русских орудий накрывает и стирает в порошок германские танковые дивизии. Гудериан собирает немногие, уцелевшие в этой мясорубке полки и делает последнюю отчаянную попытку сдержать красный потоп. Когда русские бросают в наступление двадцать две свежие дивизии, Гудериан отступает еще на восемь километров. У танковой армии нет танков, у интендантского корпуса нет никаких запасов, осуществить по приказу фюрера еще одно безнадежное наступление на горящих жаждой мщения русских было бы чистым безумием; впрочем, в таком же безнадежном, безумном положении находятся и все остальные германские войска, сражающиеся под Москвой. Армии Жукова осуществляют прорыв на севере в районе Калинина и на юге в районе Калуги и Тулы, они явно намерены окружить основные силы противника. Германская армия медленно, но безостановочно отступает перед монгольскими ордами механизированного Чингизхана.

В конце декабря 1941 года генерал Гудериан пишет в своем дневнике: «Наступление на Москву провалилось. Мы потерпели серьезное поражение».

Он еще не знает, насколько серьезное.

Ну, а если бы...

Ну, а если бы — Гитлер не отложил начало операции «Барбаросса» на месяц?

Его армии могли бы подойти к Москве до наступления зимы.

Ну, а если бы — Сталин не получил жизненно важную шифровку Зорге или не поверил бы ей?

Он ни за что не решился бы оголить свои дальневосточные границы, перебросить миллион солдат из Сибири на защиту Москвы.

А теперь о фактах

Фельдмаршал фон Бок был вынужден послать Гитлеру доклад следующею содержания: «Наступление на Москву не достигло поставленной цели, теперь операция превращается в новый Верден, в жестокую позиционную борьбу на истощение».

Гитлер решил проявить твердость характера. «Германский вермахт не отступает! Он либо побеждает, либо гибнет, удерживая позиции!» Он отстранил неуступчивого фельдмаршала от командования армейской группой Центр. Генерал фон Рундштедт был отстранен от командования группой «Юг». На следующий день верховный главнокомандующий фельдмаршал фон Браухнич неосторожно заикнулся о стратегическом отходе. Гитлер тут же его отстранил и назначил главнокомандующим самого себя. В этом своем новом качестве он начал с того, что вызвал в ставку генерала Гейнца Гудериана. Гудериан предложил выровнять и сохранить линию фронта, перегруппировать войска, а затем перейти в контрнаступление.

— Mein Fuhrer, мы не можем цепляться за каждый клочок земли. Нужно отойти, а затем нанести ответный удар.

— Я не могу допустить отступления! — взорвался Гитлер.— Я приказываю вам зарыться в землю и сражаться![330]