Победы, которых могло не быть

В начале битвы христиане были подобны львам, к концу же они превратились в овечье стадо. Из многих тысяч лишь очень малому числу удалось избежать гибели. В ужасе взирая на окровавленные, засыпанные песком лица, на тела, покрытые пылью пустыни, я восхвалил Аллаха Единственного, даровавшего нам победу[37].

Пленных франкских вождей привели к Саладину. Среди них были король Гвидо Лузиньян, его брат Жоффруа, Жерар де Ридефор, епископ Лидды, Бернар, Рейнальд Шатильонский и сын прежнего хозяина Керака, Гонфред де Тюрон. Саладин, ценивший отвагу как в друзьях, так и в противниках, встретил их милостиво. Видя жалкое состояние рыцарей, понимая, как мучит их жажда, он велел принести чашу изысканного фруктового шербета со снегом и лично вручил ее королю Гвидо. Однако, когда король передал недопитую чашу Рейнальду Шатильонскому, Саладин выразил крайнее недовольство.

— Мне не нравится,— сказал он,— что ты даешь ему пить из моей чаши. Этот проклятый не смеет пить в моем шатре без моего на то соизволения, иначе он сам подпишет себе приговор.

Рейнальд все-таки допил шербет. Саладин не стал ему мешать и только сказал:

— Сейчас ты пил последний раз в своей жизни.

Затем он спросил Рейнальда, почему тот нарушил законы рыцарства, на что Рейнальд ответил:

— C’est la countume entre les princes et j’ai suivi le sentier battu (Так принято y князей, я лишь следовал протоптанной дорогой).

Саладин взглянул на него с ненавистью, но все же предложил пощадить его жизнь, если Рейнальд отринет христианство и обратится в истинную веру, на что Рейнальд ответил презрительным отказом. После этого Саладин не оставил бы Рейнальда в живых даже за все богатства мира[38].

Когда Рейнальд отставил чашу, Саладин приказал вывести его из шатра, взял саблю и одним мощным ударом отделил ему голову. По приказу султана отрубленная голова была взята на копье и пронесена по всем землям, в знак победы Аллаха над неверными.

В этот день решилась судьба Иерусалима — вскоре он был утрачен крестоносцами навсегда.

* * *

Ну, а если бы

Ну а если бы — Рейнальд Шатильонский не захватил караван султана? Хрупкий мир, установленный Саладином и Раймондом Триполитанским, мог бы сохраниться, что обеспечило бы — на какое-то время — существование Иерусалимского королевства франков. Крайне сомнительно, чтобы Саладин, истовый мусульманин, надолго смирился с христианским присутствием в святых для каждого мусульманина местах.

Ну а если бы — Жерар де Ридефор был убит при Крессонских источниках, за несколько месяцев до катастрофического поражения при Хаттине? Гвидо Лузиньян не получил бы рокового совета.

А теперь о фактах

После 1099 года, когда крестоносцы штурмом взяли Иерусалим, делалось все возможное для поддержания хрупкого равновесия между двумя враждующими религиями, христианством и исламом, которые с равным пылом отстаивали свое право называться единственной Истинной Верой. Ситуация усугублялась постоянно нараставшим вмешательством мирских властей в божественные прерогативы Папы, а также стараниями королей и баронов использовать крестовые походы для своего обогащения. Армии крестоносцев сражались друг с другом, но в то же самое время и султанат стремительно разлагался. Затем появился Саладин. Христианские владыки, напуганные стремительным восхождением на небосвод новой яркой звезды, были вынуждены объединиться, теперь только тонкий, как папиросная бумага, мир не позволял армиям двух религий приступить ко взаимному уничтожению.

В конечном счете, сарацинское благородство взяло верх над христианским предательством. Саладин, безо всяких сомнений являвшийся самым великим и благородным воителем эпохи Крестовых походов[39], взялся за меч. Утрата в битве при Хаттине Истинного Креста вдребезги разбила все надежды франков, победа досталась не христианскому Богу, а Аллаху. Хаттин покончил с христианским владычеством на Ближнем и Среднем Востоке, все последующие крестовые походы были не более чем долгой, мучительной агонией.