Победы, которых не было

В ходе первого — дореволюционного — участники сражения, оправдываясь, выдвигали самые различные объяснения, зачастую совершенно невероятные. Утверждали, например, что японцы якобы применили суперновейшее (но реально еще находившееся в «младенческом» состоянии) для тех лет оружие — подводные лодки[132].

Второй этап — большевистский — продолжался до конца тридцатых годов прошлого века. В течение этих двух десятилетий главным виновником поражения, в соответствие с тезисами знаменитой в свое время ленинской статьи «Разгром», считался «прогнивший царский режим» в целом[133].

Наконец, третий — «державно-патриотический» — этап с небольшими вариациями тянется по сей день. Суть официального нынешнего взгляда на Цусиму наиболее емко и популярно была растиражирована еще участником сражения В. И. Семеновым в трилогии «Расплата», написанной по горячим следам сражения[134]. Однако «государственный статус» эта концепция получила лишь незадолго до начала Второй мировой войны[135].

Впрочем, называя разных конкретных виновников позора, приверженцы всех трех историографических традиций почти единодушно соглашались в том, что главной непосредственной причиной поражения явились технические аспекты: скорость кораблей, качество снарядов, — орудий и т. д., — иными словами, изначальная техническая неконкурентоспособность русского флота, по сравнению с японским. Таким образом, вроде бы, все три историографические школы признают, что поход 2-й Тихоокеанской эскадры был обречен на неудачу изначально.

Большинство российских любителей военно-морской истории в течение всех долгих лет советской власти почти не имело доступа к зарубежной литературе на данную тему. Поэтому им было трудно составить собственное мнение, так как отечественная подцензурная историография, богатая на политические эмоции, почти совсем забывала о цифрах. Однако в последние полтора десятка лет новые негосударственные издания, разрабатывающие военно-морскую тематику, опубликовали ряд работ, где этот недостаток был, наконец, исправлен[136]. Анализ обнародованной в них разнообразной статистики позволяет сделать совершенно неожиданный вывод: причиной поражения явился не столько технический, сколько человеческий фактор.

Из школьного курса истории читателям, безусловно, знакомы примеры морских сражений, решивших исход очень крупных войн, — когда боевые действия велись не только на воде, но и на сухопутных театрах. Такими были, например, Саламинская, Гравелинская и Трафальгарская баталии. Все эти три битвы роднит еще и то, что и персы, и Великая армада, и франкоиспанский флот, будучи совершенно не заинтересованными в немедленном сражении, позволили противнику его себе навязать и были разбиты в результате более продуманных и умелых действий инициаторов схватки. Нечто подобное произошло и с русской эскадрой в тот злополучный майский день в Цусимском проливе.

Задача, стоявшая перед командовавшим японским флотом адмиралом Того, кажется простой только на первый ретроспективный взгляд. Он не знал ни когда появятся русские, ни каким путем они пойдут, ни какое построение предпочтут для прорыва. Здесь существовало множество вариантов. В том числе и такие, когда русская эскадра могла разделиться на отряды, двигающиеся разными маршрутами. Учесть все версии поведения неприятеля было практически невозможно. Кроме того, накопившийся уже за год с лишним войны опыт свидетельствовал о том, что артиллерийский бой не сулит больших мгновенных успехов. Да и крупных орудий, дуэль которых в ту эпоху главным образом решала исход дела, у японцев насчитывалось значительно меньше, чем у русских[137]. На атаки миноносцев также, судя по ближайшему прошлому, особенно надеяться не приходилось. А между тем даже простой прорыв хотя бы части русских кораблей во Владивосток в корне менял всю обстановку на Дальнем Востоке, как минимум, затягивая войну и тем самым делая призрачной победу небольшой островной страны, — чья экономика и так уже была напряжена до последнего предела, — над мощным континентальным соседом.

Самое обидное для русской стороны то, что адмирал Того отнюдь не блеснул талантом, решая все вышеперечисленные задачи. Однако, на счастье японцев, командующий русской эскадрой адмирал Рожественский, можно сказать, сделал все возможное для того, чтобы помочь врагу одержать столь громкую викторию. В этом убеждает анализ множества свидетельств, оставленных различными участниками сражения, от баталера[138] А. С. Новикова-Прибоя до весьма высоких чинов. Мемуары ветеранов этого боя позволяют заглянуть как в матросские кубрики, так и в адмиральские каюты шедшей на гибель эскадры.