Победы, которых не было

Переход царского флота из Балтийского моря на Дальний Восток длился больше восьми месяцев. Многое можно наверстать или исправить за такой отрезок времени. Однако по прочтении вышеупомянутых воспоминаний возникает стойкое впечатление, что офицерский корпус российских кораблей сделал далеко не все, что было нужно и что было возможно для подготовки своих подчиненных к бою. Да и сами представители золотопогонной «белой кости» зачастую были далеки от профессионального совершенства. Отсюда и плохая стрельба, и неуклюжее маневрирование во время сражения, и слабая борьба за живучесть на судах, получивших повреждения, и многие другие беды. Но главное — общий настрой, с которым экипажи шли на войну[139]. Смысл его можно выразить всего одной фразой: «Не беда, если нас побьют. Главное уцелеть к моменту заключения мира». Офицеры беседовали между собой все больше о политике и литературе, о женщинах и искусстве — или же музицировали в кают-компании. Матросы, в свою очередь, читали революционные агитки, не особенно утруждаясь подготовкой к грядущим боям. Разговоры о победе вызывали откровенные насмешки. А ведь успех во многом зависит от уверенности в своих силах и боевом духе личного состава. В свете этого уместно вспомнить времена Ушакова и Нахимова, когда, выходя навстречу турецкому флоту, русские эскадры однозначно плыли «бить морду» противнику, не смущаясь даже преимуществом в числе кораблей и пушек у неприятеля.

Военно-морская история знает немало примеров, когда удачные тактические ходы позволяли сводить на нет подавляющее количественное и качественное превосходство противника. Английский флот при Трафальгаре не только численно уступал франко-испанскому, но и состоял из судов более старой постройки[140]. Тем не менее, благодаря таланту Нельсона, а равно профессионализму и высокому боевому духу его подчиненных Британия обрела одну из самых своих громких побед. В состоявшемся спустя одиннадцать лет после Цусимы Ютландском сражении германский. флот выглядел слабее английского по всем параметрам (количеству кораблей всех классов, калибру и числу орудий)[141], кроме одного — выучки моряков. В итоге, благодаря решительным и нестандартным действиям, немцы сумели нанести противнику много больший ущерб, чем понесли сами.

Та ситуация, в какой оказался Рожественский, тоже требовала от него какого-нибудь оригинального решения, позволяющего захватить инициативу, ошеломить неприятеля, спутать ему карты и заставить отступить от намеченного плана. Разнотипные корабли, составлявшие российскую эскадру, словно сами просились, чтобы быть разделенными на несколько отрядов. Ничего подобного сделано не было. Даже если бы вся 2-я Тихоокеанская состояла из новейших, сходных по тактико-техническим характеристикам кораблей, по всем статьям превосходящих японские, тот строй, в котором она была введена Рожественским в бой, обрекал ее на пассивность и уничтожение.

К тому же русские корабли дрались, имея значительную перегрузку, которую вполне можно было уменьшить до нормы в преддверии сражения, сняв с них принятые сверх всякой меры продовольствие, уголь и другие, ненужные для прорыва вещи. Уж, по крайней мере, надлежало избавиться от дерева (что вообще-то является азбукой морской войны), ставшего во время битвы причиной многочисленных пожаров, так как при попаданиях вражеских снарядов именно оно в первую очередь легко загоралось[142]. Забортная вода, закачанная для тушения огня, естественно оставалась внутри и еще больше увеличивала перегрузку. Броневой пояс в результате совсем уходил под воду, и пробоины небронированного надводного борта тоже начинало заливать. Как следствие — потеря остойчивости, после чего суда переворачивались и тонули, не исчерпав до конца всей своей потенциальной боеспособности[143].

Непонятно также, почему перед прорывом Рожественский не только не собрал совещания для обсуждения порядка действий, но даже не проинформировал никого о своем плане (не известно даже, был ли у него таковой). Поэтому после выхода из строя в самом начале сражения флагманского броненосца русский флот до самой ночи оставался практически без управления[144].

В отечественной историографии также пустили глубокие корни версии о подавляющем качественном превосходстве японских орудий и снарядов. Но вот данные бесстрастной статистики. Русские снаряды, даже при очень малом количестве попаданий в японские корабли, шесть раз пробили их 150 миллиметровые броневые плиты[145]. Японские же снаряды, при значительном проценте попаданий, ни разу не сумели пробить даже тонкой русской брони[146], а также имели тенденцию взрываться при выстрелах в стволах собственных орудий. Только на одном броненосном крейсере «Ниссин» таким образом, вышли из строя три (из четырех имевшихся на нем) орудия главного калибра[147].