Побег

Все окна — на всех этажах — были мертвы и без занавесок. Хотя в таком тоскливом полумраке любому нормальному жильцу непременно захотелось бы осветиться ярким электричеством! Короче говоря, в домах этой улицы не чувствовалось ничего теплого и человеческого. Словно они все до одного были расселены перед капитальным ремонтом или окончательным разрушением.

Нет, это абсолютно не Казанская! Та, увы, тоже улица не без недостатков, но она, простите, живая! Да, но откуда же взялась эта странная улица между набережной Мойки и настоящей Казанской? Тут не должно быть никакой улицы! Что же это случилось с Петербургом? Куда это Олег так неосторожно свернул?

Неизвестная улица была совершенно безлюдной, и ни один автомобиль не притулился по ее мрачным сторонам. Олег шел по ней по инерции, и шаги его стали замедляться. В какой-то миг он заколебался, не вернуться ли на Гороховую, но сзади налетел такой мощный ледяной ветер, что перспектива идти к нему лицом привела в уныние. Олег продолжал двигаться по лже-Казанской, которая через десяток метров обозначила легкий поворот, обещая за ним показать что-нибудь и прояснить ситуацию.

Однако за поворотом стало окончательно понятно, что он ошибся. Впереди не было никакого выхода на Невский с его сияющими обманами! Улицу метров через сто перегораживала глухая стена с заброшенной помойкой перед ней. Стена была желтой, но это был не лимонный, приятно-желтый цвет, а мутная желтизна наподобие той, которую являет собой усеянный окурками пляжный песок.

Это был тупик, несомненный тупик! Олег даже отшатнулся от неприятного зрелища. Повернулся назад, а там уже ничего не было. Только напирающий с унылым свистом ледяной ветер и зыбучая тьма. Пройденная часть улицы дрожала и словно таяла на глазах в этой тьме. Нетронутыми оставались лишь дома, стоящие впереди, и желтая стена. У Олега вдруг ослабели ноги и мелькнула мысль о том, что, по-видимому, все кончилось. Эта глава является последней. Автор собирается от него избавиться, заманив в этот тупик с ржавыми баками для мусора и оставив здесь навеки. А может быть, это господин тайный инспектор мстит Олегу за его некорректное поведение? Кто их теперь разберет?

Преодолевая отвратительный и скользкий ужас, Олег усилием воли заставил себя вглядываться вперед. Он не просто смотрел на желтую преграду, а всем сердцем, всем своим воображением стремился прорваться через нее туда, где, по его расчетам, были жизнь и люди.

Наконец взгляд Олега словно пробился сквозь стену и различил за нею то, что стало его спасением. Это был не Невский и не метро. За стеною, к счастью, он увидел четко напечатанный на странице номер следующей главы.

16

Поэт проснулся, когда уже стемнело.

— Привет, — махнул он с раскладушки ошарашенному Олегу. — А Геннадий на кухне. Пишет. Ты что такой взволнованный?

— Да так, ерунда.

Олег знал, что не сумеет сейчас толком объяснить Саше, откуда его только что принесло и отчего он волнуется. Однако объяснений и не потребовалось. Саша не удивился неожиданному появлению Олега: что же, человек просто заглянул в гости.

Чаю! Вот чего недоставало: хорошего чаю. Воодушевившись этой идеей, они отправились на кухню, чтобы позвать заодно и Геннадия.

Он, вооруженный обыкновенной шариковой ручкой, писал в небольшом блокноте, переворачивая листок так резко и отрывисто, словно выстреливая из пистолета. Компьютеров Геннадий не любил и допускал их разве что на последней стадии. Чем сильнее охватывало его волнение, тем буквы становились крупнее. Соответственно, чаще становилась стрельба.

Он посмотрел на Олега и Сашу невидящими глазами и отвернулся. Потом снова повернулся к ним и грубовато сказал:

— Кто вы такие? Вас тут не было!

И далее в том же духе:

— Пошли вон! Вам нету места в сюжете.

— Гена, это же мы! — робко произнес поэт, — Саша и Олег.

Олегу стало не по себе. Он, конечно, не мог не заметить на столе серебряной фляжечки, в которых борунцы тайно держат крепкие напитки. Однако белой горячкой тут не пахло. Тут пахло все тем же: сочинительством, вмешательством в чужие судьбы, чрезмерными претензиями.

Конечно, Олег уже привык к Геннадию и считает его своим приятелем. Но этого еще недостаточно для того, чтобы доверять ему как автору! Неужели Геннадий Олега тоже в герои примеривает? Да еще сомневается!

Тем временем Геннадий, узнав Сашу и Олега, взялся за голову руками.

— Ребята! — Голос его теперь стал добрым и виноватым, — хорошо, что вы пришли. Простите! Я давно хочу и должен с вами поговорить. С тобою, Саша, потому что тебе мучения наподобие моих, кажется, хорошо знакомы. И с тобою, Олег, потому что ты человек разносторонний: с одной стороны — химик, с другой — на кафедре славистики преподаешь. В издательство сходить со мною обещал... Но послушайте про мой роман сперва! А то, может, скажете: возвращайся-ка, Геннадий, в Борунию электроизделия сторожить. А Россия без твоей прозы как-нибудь обойдется.

Он поднял ладонь, словно останавливая готовые пролиться утешения.