Побег

— У нас Зойка Колпакова в общежитии была, — стала рассказывать Дуся, повернув к нему лицо с закрытыми глазами. — И вот один раз она стала зарядку делать, без лифчика. А я на койке лежу. Вдруг откуда-то голос мужской: «Ты ниже приседай, толстопятая, а то на Олимпиаду не возьмут!» Глядим, а в окошке — мужик-маляр смеется с люльки. Ну, ужас! Зойка как заорет, и в шифоньер — прыг!

Георгий Николаевич захохотал во весь рот. набрал пригоршню серой, как порох, мелкой гальки и высыпал Дусе на пупок.

Георгий Николаевич никогда не был маньяком-бабником. Вот уже лет пять, как любовные приключения совсем ушли из его жизни, о чем он ничуть не горевал. Он собирал хорошие книги и читал их, хаживал в театры на спектакли, о которых говорила «вся Москва», неплохо разбирался в футболе, так что мог даже довольно точно предсказать счет в решающих матчах, дружил со своей спокойной женой, обожал трехлетнюю внучку, благодаря которой снова познал чистую радость катания на каруселях и походов в цирк. Работа в министерстве, причастность к решению вопросов всесоюзного значения полностью удовлетворяли его честолюбие. Словом, он был вполне счастлив и без любовных похождений в свои пятьдесят. Но теперь, на курорте, отдохнув и отоспавшись, он. к собственному радостному удивлению, почувствовал, что его потянуло к этой бесхитростной, простой, как свежая репа, провинциальной продавщице.

Радостное и веселое чувство вернувшейся молодости охватывало его. и он звал Дусю купаться. Вот только подняться с песка легко и непринужденно не всегда удавалось — подводил проклятый радикулит. Приходилось собирать себя, как рухнувший на землю ржавый подъемный кран. Удачно маскируясь улыбками и шутками, Георгий Николаевич вставал сначала на корточки, затем выпрямлялся и дальше уже чувствовал себя совсем молодцом. Взяв Дусю за руку, он бежал с нею в воду. Помогая ей удержаться в воде в горизонтальном положении, подводил под нее свои широкие ладони — одну под гладкий полный живот, другую — под бедра Дуся взвизгивала, молотила ногами и поспешно становилась на твердое бархатное дно. Хмурилась и просила серьезно, без кокетства:

— Так не надо.

Когда уходили с пляжа, Георгий Николаевич шел посередине между библиотекаршей и продавщицей, беря то одну, то другую под руку. Конечно, тщательный хронометраж показал бы, что дольше он поддерживал Дусин мясистый локоть, нежели сухой и костлявый Маргариты Романовны, но никто из них хронометража не вел, и потому треугольник казался вполне равнобедренным.

* * *

Настал последний день Дусиного курортного пребывания — конец отпуска она решила провести у матери в деревне.

Выйдя после обеда из «Чайки», Дуся и Маргарита Романовна увидели на скамеечке Георгия Николаевича. Он сидел в джинсах, рубашке навыпуск, кепочке, положив ногу на ногу, и покачивал резиновой платформой, зацепленной за большой волосатый палец правой ноги.

— Настал час сиесты? — осведомился он у Маргариты Романовны. — Целительный послеобеденный сон?

— Конечно! Наша святая традиция, — весело откликнулась библиотекарша.

— Вот и чудесно! — воскликнул Георгий Николаевич. — А мы с Дусей еще, пожалуй, побродим. В последний нонешний денечек. Правда, Дуся?

Дуся зарделась и опустила голову.

Маргарита Романовна поняла, что обманута и предана. Ей грубо напомнили, что она старуха и должна знать свое место. Но она не осталась в долгу.

— Ну, что ж, дело молодое, — съязвила она и заковыляла к дому.

Георгий Николаевич усмехнулся и повел Дусю на набережную, почти опустевшую, потому что курортники — и дикие и путевочные — ушли отдыхать. Но винный киоск работал. Георгий Николаевич попросил два бокала местного сухого вина и по шоколадке.

— За твое здоровье, Дуся! — сказал он и добро улыбнулся.

Дуся покорно выпила. Георгий Николаевич прочно ассоциировался у нее с начальником городского управления торговли, который год назад приезжал к ним в универмаг и. так же поблескивая очками, сидел в президиуме на торжественном собрании. Начальников Дуся уважала и боялась.

Поставив бокал на прилавок. Георгий Николаевич снова взял Дусю под тяжелую прохладную руку и повел к своему санаторию.

— Пойдем, — сказал он, — я покажу тебе, как мы живем, путевочные. Не то, что вы, дикари несчастные.

У Дуси от вина в груди приятно загорелось, шоколадка таяла во рту. Густой сонный покой заливал курорт.

Пройдя через белые ворота — будка вахтера пустовала. — Георгий Николаевич не пошел по центральной аллее к главному входу, украшенному старомодной колоннадой, а резко свернул вправо и повел Дусю вдоль высокой ограды, сложенной из крупного дикого камня. Здесь на кустах цвели вовсю всамделишные розы. Дуся высвободила руку, наклонилась к кусту и, окунувшись в умопомрачительное благоухание, зажмурилась. Георгий Николаевич потянул ее за руку.

Они еще раз свернули и подошли к дому с торцовой стороны, к неприметной служебной дверке… Потом неслышно шли по длинному коридору, выстланному голубым синтетическим бобриком. За белыми дверьми с черными номерочками было тихо. Наконец Георгий Николаевич остановился, достал ключ, отпер…

* * *