Однако предпринимать что-то было необходимо, причем срочно. Нельзя было позволять им хозяйничать. Я кожей чувствовал надвигавшуюся опасность, но, боясь совершить ошибку, тянул время. Может быть, в этом и заключалась главная ошибка?
— Нет претензий? — нетерпеливо осведомился Тухватуллин. Он явно спешил.
Сбивая его с темпа, я еще больше замедлился.
— Не могу досчитаться нескольких галстуков, — сообщил я озабоченно. — И вот еще пятно на пальто появилось, а раньше его не было.
— В протоколе это отразите, — парировал он.
— Про кондиционеры его спросите, товарищ майор, — напомнила мужеподобная сотрудница с короткой стрижкой, в брюках.
— Потом, потом, — отмахнулся Тухватуллин. — Некогда.
— Когда потом-то? — не унималась она. — Потом поздно будет.
— Какие кондиционеры? — вмешался я в пику майору. — Надеюсь, вы их не сломали?
— У вас на кондиционерах должны быть номера, — недовольно принялась объяснять мне сотрудница. — Если они, конечно, настоящие, а не поддельные. На всех электроприборах номер есть. На телевизорах мы нашли, на видеоплеерах, на принтере, само собой. А на кондиционерах — нет! И паспорта к ним отсутствуют.
— Вы полагаете, что я изготовил эти кондиционеры по левой? — спросил я. — Самостоятельно?
— Да отвяжись ты с этими кондиционерами! — с досадой воскликнул Тухватуллин. Но мужеподобная сотрудница не унялась.
— Мы в опись обязаны занести номера! — твердила она. — На случай конфискации. А лучше вообще забрать паспорта, чтоб он их не продал. А то придем после, а их — нету! Будем локти кусать.
— Номера с другой стороны, — подал голос Гоша.
— С какой «другой»? — ядовито возразила дама. — Я везде смотрела!
— С улицы, — Гоша разговаривал с ней тихо и подчеркнуто вежливо, как с идиоткой, отчего она еще больше злилась. — Номера обычно ставят на блоках, а блоки крепятся снаружи.
Она подбежала к окну и, отдернув штору, попыталась что-то рассмотреть.
— Отсюда ничего не видно! — возмутилась она. — Надо на второй этаж лезть по лестнице. У вас есть лестница?
— Да угомонись ты! — в голос заорал Тухватуллин. — Сколько раз повторять!
Она негодующе взглянула на него и обиженно поджала губы. Он был здесь начальником, и она не имела права с ним спорить, но свою позицию считала правильной.
Мы прошли в кабинет. Моей библиотеки полицейские не касались, во всяком случае забитые книгами высокие полки выглядели как обычно, даже безделушки, подаренные мне знакомыми, не были переставлены. Зато от компьютера остался только монитор. И в моем письменном столе они порылись основательно. Некоторые ящики совсем опустели.
— Процессор мы вниз отнесли, — объявил мне Тухватуллин. — Он там, в ящике. Мы его забираем. И еще кое-какие вещи. Пойдемте, ознакомитесь.
Мы опять спустились в гостиную и подошли к дивану, заваленному различными предметами.
— Здесь документы на дом, они подлежат изъятию, — официальным тоном проговорил Тухватуллин. — А также эти дискеты. На них содержатся материалы, представляющие интерес для следствия.
Я понятия не имел, что именно содержится на дискетах. Они пылились у меня уже несколько лет. Возможно, там были газетные статьи, которые мне в свое время присылали для одобрения редакторы, прежде чем запустить их в печать. Зачем майор их конфисковывал, я не понимал, но сейчас мне было наплевать на дискеты. Все мои мысли были заняты только проклятой сумкой. В ней был миллион долларов, и объяснить происхождение денег я не мог. Она жгла мне руку.
— А это что такое? — спросил майор, показывая мне измятый клочок бумаги.
Я взглянул, и меня будто полоснули бритвой по сердцу. Это была последняя, предсмертная записка Ирины Хасановой. Я хранил ее в верхнем ящике стола.
— Это личное! — резко ответил я, пытаясь выхватить записку. — К делу не относится.
Майор тут же отдернул руку с трофеем и спрятал за спину.
— А это уж я решаю, что к делу относится, а что нет, — с удовлетворением проговорил он. — А это кто?
Я взглянул на фотографию. На ней была моя бывшая жена, совершенно обнаженная. Я не помнил, когда я фотографировал ее в таком виде, должно быть, годы назад.
— У вас нездоровый интерес к моей личной жизни, — еле сдерживаясь, отчеканил я ему в лицо. — Вам к врачу надо.
Он вспыхнул и покраснел.
— А ты папаше своему позвони и пожалуйся! — мстительно прошипел он. Он не забыл мне тот эпизод, когда я одурачил его, выдавая себя за сына губернатора.
— Нечего нас стыдить! — выпалила из-за его плеча мужеподобная сотрудница. — Это вам должно быть стыдно! Мы у государства не воруем!
— Значит, не дают, — хмыкнул рядом Гоша.
— Молчать! — рявкнул на него майор. — А то с нами поедешь.
Он не церемонился с моим охранником, да и со мной не церемонился. Это был плохой признак. Хуже некуда.
— Пойдемте подвал осмотрим! — бросил Тухватуллин все еще раздраженно.