Побег

— Что такое? — обернулся вдруг Юлий. Конюший Чеглок досадливо крякнул и положил нож — нельзя было не замечать вздорных голосов за шатрами, если уж они обеспокоили и государя.

Придержав скользнувшую на макушке шапочку, явился возбужденный столкновением начальник караула полуполковник Черет.

— Государь, — начал он таким взвинченным голосом, что Юлий невольно улыбнулся: раскрасневшийся опять полуполковник походил на обиженного мальчишку. — Государь! Это человек…

Окруженный возбужденной ватагой стражи и случайных людей — среди них великокняжеский повар, толстый и рослый человек, — к государеву столу прорывался мордатый малый, растрепанный, без шапки. Некоторую двусмысленность его хитроватой с наглинкой роже придавали несоразмерно большие, словно растянутые за мочки уши. Грубый балахон его выбился из-за пояса, словно от борьбы, лицо покрывала испарина, а в руках он сжимал полутораведерный мех для вина, в котором нечто такое булькало.

— Ну, что еще? Воровство? К судье! — высокомерно буркнул конюший, оборвав начальника караула. — Вы не знаете своих обязанностей, полупо-олко-овник! — заключил он с особой, уничижительной небрежностью.

— Вот этот человек, государь! — сказал начальник караула, позволив себе не замечать конюшего. — Клянется, что вражеский дозор в двух верстах!

— Какой дозор?! Разве дозор? Что вы тут все!.. — вскричал остановленный уже у самого стола малый. — Две версты, версты! Я говорю, — перехватив мех с вином, махнул он в сторону леса, — все ихнее войско прет — без числа. Вот! Тут! Экая жуть — валом валят, тьма тьмущая! А эти… простите, государь, эти дуболомы меня не пускают!

— Но-но! Придержи язык! — возразил Юлий с видимым спокойствием, ибо приметил уже, что изрядно выросшая толпа слушает парня и следит за государем в напряженном ожидании. Люди пытаются понять по его лицу, чего стоят эти тревожные россказни. — Кто такой? Какого полка? Кто начальник?

Говорливый малый не затруднился назвать себя, ремесло свое — подручный красильщика, полк свой и начальников — Юлий едва слушал. Между шатрами, синим и бледно-красным, можно было видеть покойные пространства зеленых, темнеющий до синего лесов. Бескрайние светлые леса являлись Юлия во снах как убежище; во снах он входил в лес и исчезал в его спасительной чаще. Но здесь… здесь невозможно было уйти… все ждали.

— Обделался от страха! — раздался исполненный здравомыслия голос. Юлий вздрогнул — одними зрачками, — тотчас же сообразив, что они подразумевают всего-навсего укравшего вино малого.

— Почему вино? Зачем мех? — строго спросил Юлий, повернувшись на табурете. А Чеглок, возвращаясь к своим задушевным помыслам, неприметно покосился на поросенка.

— В том-то и де-ело! — воскликнул малый, приседая в каком-то остервенении. — Ну вот же! — мотнул он мехом. — Да! Я ходил за вином! Именно! Что и толкую! — Он едва не захлебывался словами от невозможности высказать все сразу и чем больше торопился, тем больше болтал лишнего.

— Ну-ну, — сухо сказал Юлий.

— Вот что, приятель, березовой каши не пробовал? Так я велю тебя высечь — в назидание брехунам и трусам! — добавил конюший в тон государю.

— Что он такое говорит? Что говорит? Как можно? — опять захлебнулся малый. — Они уже здесь! Тут же… Вот, вы сидите! Сейчас попрут! Ух! Затопчут! Говорю же, за вином ходил. Говорю, а никто не слушает. Тут нигде ничего: в Ольховатке, в Добричах, в этой, будь она проклята, Гуще — хоть шаром, государь, покати, охотников много. Мужики все попрятали и за деньги не дают. За деньги, я говорю, не дают…

— Короче! — оборвал конюший. Тяжелый взгляд вельможи в блистающем золотном кафтане не остановил простолюдина.

— Я хитрее сделал, государь, — продолжал он, не запнувшись, — побежал вперед, где полки-то еще не бывали. Туда, по дороге, — неопределенно отмахнул рукой за спину, в сторону леса. — Тогай деревня — ничего, ладно! Дальше! Верст пять отмахал, если не больше, деревушка в четыре двора и кабак при дороге. Стал я с ним торговаться, хочет, выжига, тридцать грошей за ведро. Ладно! А тут глянь — батюшки! — железная сила ломит, только пыль столбом. Жуть! Без числа, государь, без числа!..

— А вино все же не бросил? — усмехнулся Поплева.

— …Я бежать! Всю дорогу бежал!

И, как в кошмарном сне, тяжело приподнялся Юлий, опираясь на стол, — на далекой опушке среди зелени кустов засверкало начищенное железо… всадники… Острым глазом можно было разобрать крошечные стяги на тонких навершиях шлемов.

— Бейте тревогу! — опомнился Юлий.

— Начальники по полкам! — не своим голосом взревел конюший, отбрасывая поросенка.