Побег через Атлантику

Клим вдруг с ужасом почувствовал, как к горлу из недр желудка начал подбираться отвратительный ком. Этого ещё не хватало! Он мельком оглянулся на вахтенных. Кажется, им к таким качелям не привыкать. Раскачиваясь и приседая, они подстраиваются под сумасшедший ритм и, слившись лицом с биноклями, как ни в чём не бывало водят головами в капюшонах вдоль горизонта. Штурман ещё умудряется подставить под ветер анемометр. Измеряющие полушария тут же бешено раскручиваются, исчезая из вида.

– Тридцать три! – кричит Хартманн, склонившись над циферблатом прибора, и сразу прячет его под плащ.

Пытка эта бесконечна! Она поглощает ощущение времени. С трудом соображая, Клим поднимает бинокль, ничего не видя, смотрит в безнадёжную мглу, но большего от него и не требуется. Со стороны он как все. Но будь проклят этот бинокль, оттягивающий руки, как пудовая гиря! Какой от него толк, если стёкла постоянно залиты водой? Нескончаемые волны идут и идут, и нет этому безумию конца и края. Субмарина стонет антеннами, и мучиться ей в этом аду вечно. А вместе с ней и Климу! Пожизненно прикованным к рубке, как Прометей к скале. Мука эта нескончаема! Время обходит её стороной! Смирись и страдай. В голове вата, в глазах туман и чёрные круги, суставы ломит, в желудке буря, во рту горечь полыни. Вода бьёт в спину, и Клим не сразу соображает, что это уже вовсе и не вода, а рука штурмана.

– Давай вниз! – показывает тот на люк.

И только тогда Клим понимает – вахте конец! Он выстоял. На непослушных ногах Клим пытается нащупать трап, но обрушивается в рубку с потоком воды и, как мешок с картофелем, безвольно скатывается в центральный пост. Ожидающие своей очереди моряки четвёртой вахты расступаются, глядят на него с сочувствием, а едва узнаваемый из-под капюшона голос боцмана спрашивает:

– Как там?

– Как в кастрюле Мартина… – шепчет Клим и отползает с прохода, потому что сверху уже грохочут чьи-то ноги.

Рикен с пониманием кивает и, стряхнув с капюшона воду, указывает в сторону камбуза.

– У него сегодня отличный чай. Упейся, пока не оклемаешься. А ещё лучше лимон без сахара.

Кто-то помогает Климу стянуть мокрую робу, протягивает махровое полотенце, руки в тельняшке подают кружку с клубящемся паром. Но он так вымотался, что не различает лиц. Непослушными руками Клим поднимает кружку и делает глоток, но тут же отставляет, чувствуя, что не удержит. Затем он увидал люк и, как кукла на шарнирах, протиснулся в соседний отсек. Здесь был совершенно другой мир. В жилом кубрике старшинского состава царила безмятежная обстановка домашнего уюта и яростной игры в карты. Механики против «сборной солянки» из носовых отсеков. Сверху из коек выглядывают болельщики, игроки – вдоль разложенных в проходе столов. Вайс проигрывал и, пытаясь спастись от поражения, незаметным движением ударил снизу коленом по складному столу, и тот тут же упал под койку.

– Ну вот! – он с деланым возмущением отшвырнул ботинком карты. – Как я теперь вспомню, что у меня было? Дирк, ты брыкаешься копытами, как бодливая корова. Как с тобой можно играть?

– Ну ты жук! – поднялся торпедист Дирк. – Все видели, как этот жлоб пнул стол?

– Пнул! – подняли крик его болельщики.

– Качка! – заревели в ответ механики. – Торпедисты виноваты!

Заметив Клима, Вайс вдруг поднял руку, требуя тишины.

– Всем заткнуться! Давайте лучше поприветствуем нашего русского. У него сегодня первая внешняя вахта. Чего видел?

– Ничего, – еле слышно огрызнулся Клим.

– Обычное дело, – хмыкнул Вайс. – Эй, дайте ему тазик с водой – пусть смоет соль.

– Чего это кэп начал ставить на внешнюю вахту механиков? – убирая ноги с прохода, пропустил Клима Дирк. – Сигард, ты же говорил, что русский – ваш механик?

– Сигнальщик Фальк заболел, я его подменил, – терпеливо ответил Клим.

– Фальк заболел? – не унимался торпедист. – Ну и что? С каких пор командира начал волновать чей-то там насморк? Скажите мне: кто не помнит его слова? Заболел, не можешь нести службу – пять раз застрелись, а лучше столько же утопись, чтобы не возиться с телом! Все болячки остаются на берегу! С чего это вдруг такая забота?

– Верно, – согласился Олаф. – Ещё командир любит говорить: у нас нет больных, есть живые и дохлые. Что-то на него не похоже.

– Я знаю, в чём дело, – ответил с койки радист.

– Ну-ка, ну-ка, Ганс! – оживился Вайс. – Поделись секретами. Ты же у нас лицо, приближённое к командиру.

– Никаких секретов, – не стал отрицать своё особое положение Мюллер. – Просто командир с вождём решили проверить вашего русского. А то ведь болтать много можно, а увидеть – хватит одного раза. Учитывая его подозрительное происхождение, устроили испытание. Достоял – значит, прошёл. Кэп так и сказал – обкатаем русского, потом погрузимся переждать шторм. Так что скоро всё утихнет, хоть поесть без этой качки.

– Тогда понятно. Ломан, быстро выпрыгнул из койки! – прикрикнул на выглядывающего из-за шторки матроса Вайс. – Дай человеку отдохнуть.