— Показания Алексея Ветрова, — пояснил Герман. — В ваш подъезд он проник по указанию владелицы фирмы, Ремизовой Натальи Марковны. Целью было обесточить квартиру номер 32, нанеся максимальный вред находящемуся внутри электрооборудованию. Устройство разработал сам. По образованию он инженер-электронщик. За работу получил премию в одну тысячу американских долларов наличными. Никакого ущерба для жизни и здоровья в ходе акции не предполагалось. Это точно, мы тщательно выяснили. — От слов Германа веяло холодком.
— Отличная работа. Я скажу Виталию Арнольдовичу, что довольна.
— Спасибо! — щёки оперативника чуть порозовели, было понятно, что это упоминание пойдёт на пользу его карьере. — А с ним что делать?
— С ним? — удивилась я.
— С Алексеем Ветровым.
Думала я недолго.
— Уложите его в больницу на пару месяцев. Совсем не калечьте, но дайте время поразмыслить о жизни.
Да, это пешка. И ход делала совсем другая рука. Но пешки гибнут первыми, и их гибель ослабляет позицию. Может, Лёша Ветров, которого я видела только на камере наблюдения, и не осознавал риск. Зато теперь все его коллеги десять раз подумают, прежде чем сделать гадость Маргарите Дмитриевне. И запросят побольше, чем сраная тысяча баксов.
Герман медленно кивнул. Может, удивился моей кровожадности. Я часто произвожу на людей обманчивое впечатление.
— А с Натальей Марковной? — уточнил он аккуратно.
Я его понимала. Ремизовы — фамилия известная. Такую фигуру и спецслужбам трогать опасно. Даже сейчас, когдаСава Ремизов сидит под следствием. Опять же, это Милка сказала, что сидит. А что там по правде, неизвестно.
— Ничего, — успокоила его я. — С ней я сама разберусь.
— Тогда на этом всё?
— Да, спасибо. И приятного аппетита, — я кивнула на чебурек.
Герман чуть смутился и опустил глаза, дав мне возможность уйти не прощаясь.
Терпеть не могу прощаться с людьми. За жизнь так и не научилась. Поэтому всегда стараюсь уйти молча.
Моя маленькая красная машинка ползла через столичные пробки. Милке хорошо, она с мигалкой гоняет на мужнином мерине*. Точнее, у них в семье два таких, с одинаковыми номерами. Стоят людишки в пробках, терпят. Милку в спа-салон пропускают.
Я ехала на встречу благотворительного фонда "Новое поколение"*. Сама председатель правления Милана Викторовна Филимонова лично напомнила мне о необходимости присутствовать:
— Прокинешь меня, сучка, придушу и обижусь. Я десять кило белужьей икры выписала. С кем мне беленькую кушать? С курами из министерства?
— Я за рулём вообще-то, — попробовала отвертеться я.
— Так вылазь, — захохотала Милка. Для неё приезд в столицу из своей деревни уже был праздником.
На светских мероприятиях госпожа Филимонова любила проявлять патриотизм в напитках и закусках. На сцене мы обе в струящихся платьях от Версаче, как две богини сошедшие с Олимпа, благословляли и напутствовали молодые дарования. Главная богиня старалась дышать в сторону и изредка икала.
Потом пошли тосты за здоровье и за процветание. Я держалась как могла, но нытьё Милки и гербовая Смирновка в штофе со слезой* сделали своё дело. Первая стопка пошла колом, вторая соколом, третья мелкими пташками. А на четвёртой я уже подпевала хору, глядя, как Милка, сбросив туфли, отплясывает с молодым чубатым солистом.
И я думала о величии нашей прекрасной родины, которая настолько щедра и обильна, что никак невозможно пропить, проесть и потратить её богатства. Мы любим её всем сердцем за то, что она нас кормит. А вот за что её остальные любят, я не знаю.
…Ты неси меня, река…