Побег к смерти

Я открыл дверцу такси и показал ему саквояж. Он взглянул на его содержимое.

— Вы правы. Как хорошо, что вы вовремя спохватились. — Он взял саквояж, лежащий рядом с ним на сиденье, и передал его мне. — Я еще утром заметил, что у нас с вами одинаковые саквояжи. Чертовски невнимательные носильщики.

— Да, пожалуй.

У меня нет никаких оснований утверждать, что он нарочно убежал с моим саквояжем. У меня нет ни малейшего представления, зачем ему понадобился этот обман. Он в свою очередь смотрел на меня. Потом улыбнулся своей бессмысленной улыбочкой:

— Ну что ж, до свиданья, Питер. До свиданья.

— До свиданья.

Он назвал шоферу адрес, и такси тронулось с места.

А я стоял, смотрел ему вслед и… думал…

Часть 2 МЕХИКО

Глава 7

Я подъехал на такси к дому с меблированными квартирами на калле Лондрс, где мы с Айрис прожили эту осень. Вид этого дома, с величавыми европейскими домами, расположенными по соседству, с тенистыми деревьями вокруг, подействовал на меня благотворно.

Меня ожидало письмо от жены, в котором она написала, что Голливуд приводит ее в уныние, картина, которая почти закончена, получилась ужасно глупая и она очень скучает обо мне. Она спрашивала, смогу ли приехать в Нью-Йорк к ее возвращению, то есть ровно через три дня. Она с энтузиазмом отозвалась о моей новой пьесе. Вид ее почерка и мысль о том, что я увижусь с ней даже скорей, чем я предполагал, наполнили меня теплотой. Образ Деборы Бранд стал блекнуть. И миссис Снуд тоже. И Холлидея тоже.

Я пошел в контору аэролинии и перенес заказ на билет в Нью-Йорк на понедельник. Это значит, что в Мексике я пробуду еще два с половиной дня, и этого более чем достаточно для меня. Я послал Айрис восторженную телеграмму, вернулся домой, позвонил в бюро по найму квартир — я через них арендовал эту квартиру — и попросил их найти подсъемщика на оставшиеся два месяца.

Остаток дня я с удовольствием провел в одиночестве. Мысль о Холлидее вернулась ко мне, когда я распаковывал чемодан. Я разложил его содержимое на кровати и решил, что если только моя одежда не нравится ему больше, чем его собственная, нет никакой видимой причины к тому, чтобы умышленно перепутать чемоданы.

Теперь, когда его не было перед моими глазами, зловещая атмосфера, которой я его наделил, рассеялась. Он просто был очень скучный, нудный человек, а Дебора — девушка со склонностями к драматизму. И она умерла. Я лег спать и начал думать о проблемах, связанных с постановкой моей пьесы. Когда я проснулся на следующий день, Юкатан был уже для меня пройденным этапом. Без Айрис мне не хотелось возиться с едой дома. Около десяти утра я вышел из дома позавтракать. Яркие лучи солнца разрисовывали тротуары причудливыми узорами. В конце улицы стоял красивый новенький автомобиль. С рынка возвращалась женщина с огромным букетом лилий. Две огромные бабочки летели вслед за ней, наткнулись на движущиеся желтые лилии, слегка отстали от женщины, а потом с новой силой пустились ее догонять. Босоногий индеец ходил от двери к двери, предлагая перовые щетки на длинной ручке. Было обычное мексиканское утро.

На другой стороне улицы, прислонившись к дереву, стоял мальчишка в комбинезоне из грубой хлопчатобумажной ткани. Через плечо был перекинут холщовый мешок, а под мышкой — газета. Когда я проходил мимо, он равнодушно взглянул на меня своими огромными карими, как растопленный шоколад, глазами. Хотя я отлично знал, что никогда в жизни не видал его, его лицо показалось мне как будто знакомым. Я знал эти глаза, и пухлую нижнюю губу, и темную пассивную красоту линий. Красивый, как юный цветок.

Я попытался мысленно проследить, откуда мне может быть знакомо подобное лицо. Вероятно, оно является как бы прототипом лица индейца, загадочного и ожидающего. Или, может быть, оно ассоциируется с картиной Коварубиаси? Эта проблема некоторое время занимала мои мысли, так бывает иногда с полувоспоминаниями, а затем — потому что я был голоден — она выскользнула из головы.

Я следовал здесь мексиканской привычке брать на завтрак кофе со сладкими булочками. В двух кварталах от моей квартиры было маленькое кафе, которое я и избрал для своего завтрака.

Когда я подошел ближе, я увидел, что на оконных стеклах были нарисованы желтые стилизованные скелеты. Под костлявой рукой одного из них было написано: «Нау pan de los muertos».

Сам «хлеб для усопших» грудой лежал на окне, а рядом аккуратная пирамида маленьких, сделанных из карамели черепов с глазами из красной глянцевой бумаги. Розовые причудливые завитушки из сахара венчиком украшали черепа. Там были черепа и больших размеров. На них сахаром написаны различные имена: Карлос, Атртуро, Кармен…

Я совсем забыл, что в этот день мексиканцы справляют свою ежегодную фиесту по усопшим. Когда я входил в дверь кафе, оттуда вышел маленький мальчик. Он с аппетитом слизывал правую скулу черепа. Сзади него шла женщина с плетеной корзинкой, наполненной «хлебами для усопших». Эти круглые булочки, как кофейные, с сахарной помадкой.