Побег (ЛП)

— Возможно, ты захочешь рассмотреть возможность приема лекарств, — продолжила она, но не успела договорить. — Я знаю, что тебе это неприятно, но…, — как Вэл спокойно встала со стула и вышла из комнаты, грубо хлопнув дверью за собой.

На следующий день она записалась на татуировку на запястье.

«Я, черт возьми, не сумасшедшая, — сердито подумала она. — А если так, то это он сделал меня такой».

Гэвин считал, что трагедия ей к лицу: юная мисс Хэвишем, одетая в изъеденные молью лохмотья своих разбитых надежд, как растерзанная невеста. Сначала она подумала, что он жаждал погони или острых ощущений победы, но, хотя и то, и другое могло быть правдой, именно ее унижение доставляло ему настоящее наслаждение. Физические, психологические, сексуальные — его любимыми играми были те, в которые он играл с ее головой.

Но при этом он хотел, чтобы она выглядела прилично, даже когда разваливалась на части. Он несколько раз приносил ей одежду — дорогую на вид одежду, которая была облегающей, но не обтягивающей и создавала ауру девичьей опрятности.

Может быть, именно поэтому она так изменилась. Теперь никто не назвал бы ее женственной или опрятной. Однажды, выходя из туалета бара в редкий вечер, Вэл была поражена собственным отражением. «В чем ее проблема?» — она задавалась вопросом, сильно потрясенная смертельным взглядом темноволосой женщины, уставившейся на нее, только чтобы понять, когда выражение лица незнакомки сменилось отчаянной паникой, что она смотрит на себя. Это было зеркало, а не окно.

Да, Гэвину было бы неприятно видеть ее сейчас, но он, вероятно, рассмеялся бы. Вся эта броня ни к чему не привела. Под пирсингом (у нее был еще один в носу и еще несколько в местах, не подходящих для воспитанной компании), темными волосами и отношением «отъ*битесь от меня», она все равно оставалась той же дрожащей молодой трусихой, которая обрекла своих друзей на смерть.

«Ты никого не обманешь, моя дорогая, а пирсинг только выдает тебя».

Вэл сжала плечи и попыталась отгородиться от воображаемого голоса, направляясь в один из маленьких открытых супермаркетов.

(Plus ça change, plus c’est la même chose)

Чем больше мы меняемся, тем больше остаемся прежними.

Она провела пальцами по запястью, когда порыв холодного заплесневелого воздуха обдал ее. Она набила там эту фразу чернилами, поверх тонких вен. Да, это были его слова, но она выбрала их как напоминание себе — и предупреждение.

Вэл изменилась, и не так, как он хотел. В классической традиции рассказов о чудовищах Гэвин был побежден своим собственным творением.

Она победила гроссмейстера в его собственной игре.

Сумочка хлопнула Вэл по бедру, когда она пробежала по тесным проходам, схватив четыре упаковки бумажных полотенец с беспорядочной витрины на задней стене. Целлофан сморщился, когда она вонзила в него пальцы, и Вэл схватила содовую из холодильника, чтобы успокоить внезапное жжение в горле.

(Я только хочу с тобой немного поиграть)

Она заплатила мужчине наличными и выдернула сдачу обратно, стараясь, чтобы их кожа не соприкоснулась, когда поспешила из магазина, сжимая свою покупку.

Как она собирается выбросить его из головы? Ни у одного из ее терапевтов — она прошла через нескольких — не было никаких идей. Если бы самая последняя из них поняла, насколько все плохо, Вэл, вероятно, оказалась бы заперта без надежды на апелляцию.

(Ты не убийца)

Она бросила монеты в кошелек. Взгляд ее глаз остекленел.

(И никогда не будешь)

Что ж, в этом он ошибся? Гэвин полностью спланировал их будущее, но не рассчитывал, что у мыши, с которой он играл, внезапно вырастут когти.

«Я убила тебя, — сказала она мыслям в своей голове. — Я убила тебя. Ты мертв».

Ветер переменился, разнося по улице опавшие листья и запах мочи.

(Не совсем)

Вэл вздрогнула, оглядываясь через плечо. Эта улица казалась оживленной, забитая людьми. Туристы, как правило, не заходили так далеко, но здесь гуляли семьи, молодые хорошо одетые люди и представители богемы постарше, которые были частью умирающей истории города. Облагораживание захватывало, как грибок, и вытравляло все старое и грубое, чтобы заменить его ярким и новым.

Она подумала о странной записке, которую ей оставили в «Ле Виктуар».

Тайник. Нойсбридж.

Что это значило? Вряд ли это слова тайного поклонника, в них сквозила угроза, которая заставляла Вэл нервничать. И зачем кому-то оставлять ей жуткие записки? Единственный человек, которого она знала, кто мог бы это сделать, был… ну, в общем, мертв.

Тайник. Слова пульсировали в ее мозгу. Укромное место?

Вэл крепче сжала бумажные полотенца, ее сердце бешено заколотилось.

Несколько бездомных бродили, завернувшись в одеяла, толкая свои тележки или потрясая фирменными кофейными чашками, звенящими монетами. В отчаянии они окликнули ее, кого угодно, но она не слышала ни слова из того, что они говорили, из-за шума в ушах.

Знакомое, чувство затравленности скользнуло по ней так же легко, как старый свитер.