Побег в Зазеркалье

Тюрьма Урги была окружена высоким частоколом, который в нескольких местах украшали отрезанные человеческие головы. Видя реакцию побелевшего Дениса, Извицкий поспешил объяснить: «Ей богу это не мы, это внутренние монгольские дела, куда мы не вмешиваемся. Азия-с!». В тюремном дворе с правами человека тоже было плоховато, не соблюдались: бродивших по двору арестантов забили в тяжеленные деревянные воротники-колодки, запертые на замок. В железной клетке посреди двора лежал иссушенный, как мумия, человек. Рядом в деревянных мисках еда и вода, но дотянуться до них сквозь прутья клетки у несчастного не было никакой возможности. Возле бочки с протухшей водой, окруженный тюремными охранниками, сидел на грязной подстилке какой-то сердито взъерошенный человечек в студенческой тужурке и сосредоточенно катал по доске маленькие круглые камешки, ловко накрывая их тремя солдатскими кружками. Рядом на подстилке уже лежали хлеб, мясо, появился стакан мутной водки-ханшина. «Кручу, верчу, обмануть хочу!» — монотонно напевал человечек в тужурке. Денис остолбенел. Эту присказку, слово в слово, он уже слышал на вокзальной площади ровно 95 лет тому вперед. В том Городе, откуда его так вовремя выдернули золотые драконы. Только вместо камешков по грязной картонке там катали шарики из поролона, а накрывали их пластмассовыми стаканчиками. Вместо монгольских стражников вокруг толпились железнодорожные пассажиры с чемоданами. Самоуверенный Денис тоже подошел и немножко проиграл, было дело…

При виде посетителей стражники вскочили, вытянулись, выпятив объемные животы, приняли бравый вид. Нехотя поднялся с коврика и взъерошенный человечек.

— Извольте видеть, — прокомментировал увиденное Извицкий. — В тюрьме карты запрещены, так он, синьор Чижиков, чтобы не потерять квалификацию камешками изволит развлекаться.

Чижиков виновато заморгал и всем своим видом дал понять, как глубока бездна его раскаяния, как долго пришлось блуждать потемками безнравственности, пока не очутился в этой тюрьме.

— Ладно, картежная твоя душа, хватит валять дурака! — сердито прервал разыгрываемую пантомиму Извицкий. — Мы тебя, подлеца эдакого, выпускаем! Поступаешь в распоряжение этого господина, — Извицкий указал на Дениса, — и будешь выполнять все его распоряжения! Не вздумай удрать, поймаем — закончишь свои жалкие дни на пыточном дворе!

Чижиков радостно задергал головой и принялся торопливо собирать свои нехитрые пожитки. Все уместилось в небольшом сиротском узелке с которым бывший узник замер в почтительной позе у ворот. Впопыхах был также залпом употреблен, не забыт стакан водки, честно только что выигранный у стражников, вероятно, для храбрости.

— Кстати, хотите посмотреть на пыточный двор этой тюрьмы? — хитро прищурился, обращаясь к Денису, ротмистр. — Пытки там в основном китайские, так, кое что осталось после освобождения города от гаминов. Идемте, незабываемые впечатления, подлинный азиатский колорит… — видя нерешительность гостя ротмистр взял его за локоть и потянул к низенькой калитке в деревянном заборе.

Калитку открыл огромный, как Кинг-Конг, бритоголовый маньчжур в кожаном фартуке. «Брать?» — сразу и деловито поинтересовался он у Извицкого, протянув свою покрытую вздувшимися жилами лапу к Денису. Тот непроизвольно отшатнулся.

— Нет, гуйцэтгэж, это мой гость! — остановил монгола Извицкий. — Хотим увидеть твои самые лучшие и интересные пытки…

Палач-гуйцэтгэж молча кивнул и направился к ящикам, из которых торчали головы обреченных на мучения кандидатов, были среди них и женщины.

— Не смей, урод! — не выдержал Денис и непроизвольно, сам удивляясь своей смелости, оттолкнул палача от ящиков. Затем в ярости повернулся к ротмистру.

— Слушай, гусар его величества, конногвардеец или как там тебя, зачем ты меня сюда приволок? Чем вы тут вообще занимаетесь, дебилы несчастные! Кто эти люди? — Денис махнул рукой в сторону торчащих голов, которые начали реагировать на поднявшийся шум. — Я про вас статью напишу, мировая общественность все узнает, ООН не простит! Устроили тут с вашим бароном гестапо! Фашисты! Я… Я…