Побег в Зазеркалье

Утро было тяжелым, весеннее солнышко за окном не радовало. На столике у кровати в кувшине дожидался огуречный рассол, альтернативным вариантом смотрелся в запотевшей кружке ледяной квас. «Китайцы, а как тонко понимают русское раздолье, русскую душу», — тепло подумалось про Юнь-Лунь и ее супруга. Но глядя на материализованные, воплощенные в конкретике народные традиции решил не рисковать. Там, в Городе, откуда его принесло, он пользовался обычными таблетками от головной боли, но чтоб обязательно с кофеином. Почти всегда это помогало, быстро снимало спазм сосудов. Привычно пошарив в выдвинутом ящичке стола, увы, ничего там не обнаружил. Да и откуда анальгетикам из XX1 века в этом ящичке взяться. Смешно. Проверил содержимое карманов одежды, в которой не раздеваясь бухнулся вчера на постель. Здесь тоже ничего. Ничего в самом широком смысле: отсутствовали не только таблетки, давно закончились, из внутреннего кармана френча бесследно исчезла старинная печать, та самая из-за которой его чуть не прикончили в подвале. «Пятак твою, распротак! — вспомнилось подзабытое. — Чья работа? Несравненной Юнь-Лунь со старым рогоносцем мужем Нет, эти обворовывать клиентов контрразведки не рискнут. Да и зачем им печать? Извицкий? Быть такого не может, ротмистр — карманник его величества. Остается Чижиков — ловкость рук и никакого мошенства. Кручу, верчу, обмануть хочу! Кроме него — некому. Ну погоди, катала, сдохнешь у меня на пыточном дворе! Передачи носить будет некому! Аферист!».

В дверь номера осторожно, робко постучали. Денис сердито вскочил с постели и шаркая непослушными ногами пошел открывать. За дверью стоял улыбающийся, как ясная заря, Чижиков.

— С добрым утречком, господин Лагода! — радостно поприветствовал он.

«Вот я тебе сейчас покажу утречко! — накачиваясь злостью подумал Денис. — Сдам тебя Кинг-Конгу с пыточного двора — он тебя воровать отучит. Нечем будет воровать!».

Заботливо, с сочувствием глядя на Дениса, Чижиков пояснил свой ранний визит:

— Наверное, ищите у себя вот эту штучку, — он протянул замерцавшую от тепла его рук печать из халцедона. — Так вы ее еще в трактире обронили. То есть я хотел сказать, что господин Извицкий помог вам ее из вашего кармана обронить. Потом очутилась эта вещица в кармане уже у самого господина ротмистра, он ее того… и вот я ее возвращаю, в целости и сохранности! Только ротмистру ничего не говорите, а вам я верю, вы добрый. По всему видать!

Уже с вновь обретенной печатью в руках Денис подумал, что сейчас у него наверное ужасно глупый вид. Стало стыдно за придуманные для Чижикова мрачные перспективы. Касаемо Извицкого, то в голове мысли о нем пришли в полное расстройство, стали не читаемыми, аптекарским почерком зашифровались. Зачем, спрашивается, офицеру контрразведки, правой руке полковника Сипайлова, пачкаться, на манер щипача шарить по чужим карманам? Если ротмистр знал где, у кого печать находится — изъял бы открыто, законным способом, — сопротивляться бесполезно, рядом пыточный двор. А так уголовщина какая-то получается, стыдно, господа офицеры, голубые князья… Что не говори, а богата Урга талантами: солдатскими кружками здесь играют в наперсток, офицеры мастерски обчищают карманы, причем жулики испытывают на прочность, тестируют уже друг друга. Жулики? Нет, гвардейцы, камер-юнкеры карманной тяги, едри их в качель!