Побежденный. Hammered

– Потому что именно так поступают друзья, Аттикус. Не буду врать, когда мы с тобой только встретились, я играл роль. У тебя было то, что мне требовалось, и получить это я мог, только подружившись с тобой. Но за долгие годы, которые прошли с тех пор, наши физические и словесные поединки, твои попытки модернизировать мой язык, и моменты, когда мы вместе сражались, помогли мне искренне к тебе привязаться, и вот уже несколько лет мне не приходится притворяться твоим другом.

Я покачал головой:

– Извини, но мне трудно тебе верить. Принцип лезвия Оккама говорит о том, что самое простое объяснение является самым правильным. А самое простое объяснение звучит так – ты интриган и ублюдок, как и все прочие вампиры.

– Аттикус, мне не было никакой необходимости говорить тебе правду. Ты ведь все равно собирался выполнить данное обещание. А самое простое объяснение – и единственное – состоит в том, что я хотел это рассказать, чтобы показать мое доверие и отдать тебе должное, чтобы открыто признаться, что я ценю твою дружбу, никогда ее не предам, и больше не буду ничего от тебя скрывать. Я устал от своих секретов.

Я по-прежнему сомневался, но у меня не вызывало сомнений, что именно это он хотел мне сказать и рассчитывал, что я ему поверю. Возможно, так и произойдет – позже; и он делом докажет, правду говорил сейчас или соврал. Так что с моей стороны правильнее всего было принять его объяснение, но не забывать об осторожности. Возможно, он действительно решил меня больше не обманывать, но я все равно не мог полностью ему доверять, и подумал, что теперь мне придется делать вид, будто мы с ним по-прежнему друзья.

– Хочешь поделиться своими секретами? – спросил я и, склонив голову набок, ухмыльнулся. – Вампирскими тайнами?

Лейф вскинул вверх руки, подтверждая свои слова.

– Только с тобой. Больше никто не должен знать.

– То есть я прямо сейчас могу тебя спросить про все, что захочу, и ты мне честно ответишь? – Я уже широко улыбался.

Лейф уронил руки и тяжело вздохнул, сдаваясь и думая, что он знает, какие вопросы я стану задавать.

– Валяй, – тусклым голосом сказал он.

– Расскажи мне все, что тебе известно про местонахождение Теофилуса.

Я успел заметить искреннее изумление, промелькнувшее у него на лице. Лейф думал, что я спрошу его, какают ли вампиры, или что-нибудь такое же неважное. Но разве подобные вещи имеют значение? У меня имелись вопросы посерьезнее. Если этот Теофилус действительно старше меня, тогда он, возможно, знает, кто стоял за уничтожением друидов римлянами. Правда, вполне может оказаться, что сам он и стоял. Такое древнее существо стоило отыскать.

– И никаких увиливаний, – добавил я. – Мне нужно наиболее вероятное предположение касательно того, где он может находиться и как с ним связаться.

– Ты намерен положить конец его существованию? – спросил Лейф.

– Нет, если он не даст мне повода. Я просто собираюсь с ним поболтать.

– Он захочет узнать, как ты его нашел.

– Я ему скажу, что догадался.

– Он поймет, что ты врешь. Ускорение пульса, едва заметные химические выделения с твоей кожи, анализ выражения лица – он узнает, что кто-то тебе рассказал, и потребует, чтобы ты открыл ему свой источник.

– Он может требовать, сколько ему захочется. Ему не удастся получить у меня информацию силой, Лейф, и тебе это прекрасно известно.

– Нет, не известно, – сказал Лейф и энергично тряхнул головой.

– Ты что имеешь в виду? Он обладает телепатическими способностями?

– Я хотел сказать, что действительно не знаю. Я никогда его не встречал. Всё, что мне про него известно, расплывчато и не точно.

– Не важно. Выкладывай, – сказал я. – Он не узнает от меня, что мне о нем рассказал ты.

Лейф раздул ноздри и раздраженно выпустил через них воздух.

– Говорят, он делит свое время между Грецией, Ванкувером и маленьким тропическим городком в Австралии, который называется Гордонваль. Он следует за тучами.

– Не понял?

– Ему требуется небо, затянутое тучами. Предполагается, будто он так стар и могущественен, что может короткое время находиться на улице днем, если только не светит солнце.

У меня от удивления брови поползли вверх.

– А ты можешь?

– Нет. Мне требуются громадные усилия, чтобы не заснуть после рассвета, даже если я нахожусь в подвале без окон.

– Хм-м-м, ты упомянул Грецию. О какой части речь?

– Фессалоники.

– Но этот город не назовешь мрачным и лишенным солнца, – нахмурившись, заметил я.

– Лично я считаю, что он оттуда родом.

В любом случае, его теория вполне соответствовала греческому имени. Я продолжал засыпать Лейфа вопросами, внимательно наблюдая за ним, чтобы заметить признаки уклонения от прямого ответа. Если он мне и врал, получалось у него просто божественно. Но как бы там ни было, правду он говорил или врал, – это были ниточки, которые могли куда-то привести в самом безнадежном из дел. А его видимая откровенность давала мне надежду, что, возможно, он действительно хотел, чтобы мы остались друзьями.