Побочный эффект

Словно дьявольская сила подхватила ее с дивана, бросила к креслу, в котором развалился Черкасов. Она била его руками по голове, но удары получались слабыми: она едва дотягивалась до его головы. Тогда Ира стала пинать его по ногам, по коленям:

— Ты, ты виноват! Вы оба!

Видимо, удары по ногам оказались весьма болезненными — Черкасов вскочил из кресла. Воспользовавшись этим, Ира стала молотить его кулаками, что было мочи:

— Ты, ты, ты!!!

Внезапно запал пропал, будто чаша гнева опустела. Ирина растерянно посмотрела на гостя, на свои руки. Закрыла ладонями лицо и заплакала.

Теперь уже он воспользовался преимуществом. Прижал ее к себе, стал покачивать, словно убаюкивая, легонько поглаживая по спине:

— Ччч…

Он не торопил ее, не успокаивал. Просто давал выплакаться. И Ира плакала. Плакала, как малолетнее дитя, выплескивающее обиду на дверь, прищемившую пальчик.

— Ччч…

Всхлипы становились реже. Когда они уже почти стихли, Черкасов отстранился от Ирины, заглянул в ее лицо. Улыбнулся ласково:

— Уууу, макияжик-то наш поплыл, — снова притянул к себе и поцеловал.

Поцелуй был не любовный — скорее отеческий. Хотя невинным тоже не был.

Ира не удивилась. Не возмутилась. Мысль о сопротивлении даже не пришла в голову. Напротив — показалось, что именно это ей нужно сейчас. Его поцелуй. Утешающий. Несущий в себе посыл: жизнь продолжается.

Она уже размякла, готовая к большему. Однако поцелуй оказался несуразно-коротким. Можно сказать — оскорбительно коротким. Ира опомниться не успела, как почувствовала, что стоит одна посреди комнаты. Открыла глаза — а Черкасов уже выходит из комнаты. Зачем, куда? Почему теперь? Теперь, когда…

— Вадим?

Он оглянулся. В глазах — ни грамма насмешки. Лишь теплота и забота:

— Жить будете. Вот теперь я могу оставить вас в покое.

Что это? И он так просто уйдет? Да, она просила оставить ее в покое. Но ведь это было еще до того, как…

Уже громко щелкнул, открывая дверь, ригельный замок, но спустя мгновение веселая физиономия Черкасова снова заглянула в комнату:

— Я буду настаивать на составлении брачного контракта. Если уж вы назвали меня альфонсом, то остальные тем более так подумают. А мне вашего не надо.

И снова исчез. Снова щелкнул ригель, ставя жирную точку на визите неожиданного гостя.

— Наглец, — уже не так уверенно произнесла Ирина. И впервые за долгое время улыбнулась.

***

— Он вернул меня к жизни. Если бы не он, меня в тот вечер не стало бы. Не думаю, что я покончила бы с собой. Скорее всего, сердце бы просто не выдержало боли и остановилось. Или разорвалось — не так важно. Важно то, что в тот вечер мои мучения должны были завершиться. А он продлил агонию.

Замолчала, припоминая события того вечера. Она так близка была к блаженству небытия…

— Если бы он ворвался ко мне в другой день — я бы просто выгнала его. Пусть в этот день, но если бы он не удовлетворился невинным поцелуем — я выгнала бы его чуточку позже. Непременно выгнала бы. Пусть бы произошло то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной — я не придала бы случившемуся значения. Я бы использовала его. Я его — не он меня. И мне легко было бы его выгнать. Возможно, после этого я бы оправилась от новогоднего шока, и даже смогла бы жить более-менее нормальной жизнью.

— Но он пришел в тот день, — после короткой паузы продолжила она. — Он выбрал ту тактику. Беспроигрышную. Когда утопающему протягивают соломинку — он хватается за нее автоматически, даже если не желает спасения. Так и я. Казалось бы — жизнь кончена, ничего больше не нужно. И в этот момент происходит что-то, доказывающее: ты жива! После этого должно пройти много времени, прежде чем поймешь: это был обман. Не жизнь — одна сплошная иллюзия…

***

Нельзя сказать, что непосильный груз с души, с сердца упал и в одночасье растворился в небытие.

Душевная боль никуда не делась. Она продолжала разъедать нутро постепенно, клеточку за клеточкой. Однако визит Черкасова оказался для Ирины своеобразным антибиотиком.

Это только в фантастических фильмах о глобальных эпидемиях, грозящих вымиранием всему человечеству, ученые в последний момент находят лекарство, и жена главного героя, приняв одну-единственную таблетку, тут же излечивается от смертельной болезни. Жизнь человеческая — не кино и не роман автора-дилетанта. В ней так быстро от смерти не излечишься.

Но главное уже произошло — Ирина приняла спасительный эликсир жизни, и тот начал победоносный марш по ее душе.

После ухода Черкасова ей впервые за последние недели захотелось посмотреться в зеркало. Что он говорил о поплывшем макияже? Увидела собственное отражение и ужаснулась. Что макияж? Снял, и порядок. Но как снять с лица усталость? Несмотря на отсутствие морщинок, оно, кажется, конкретно позабыло о том, что ножом хирурга ему велено помолодеть на десяток лет.