Побочный эффект

Ирка ведь должна горючими слезами умываться. Или визжать от бессилия на худой конец. А у нее ни один мускул не дрогнул, будто в самом деле наплевать.

Или и правда наплевать? У нее мужика уводят, дочку единственную, а этой хоть бы хны. Ну да, Ларочка всегда догадывалась, что Ирка — фальшивая сволочь!

Эх… Мало того, что не удалось уесть Ирку. Вместо торжества справедливости Ларочка серьезно подставила саму себя. Двух выговоров за опоздание формально будет достаточно для увольнения — на сей раз вполне законного.

Вот же ж блин, что ж такое? Кругом одни обломы! Сергей вчера все ее надежды превратил в прах — импотентом оказался, сволочь! Был бы мужиком — разве б отказался от шары? А теперь эта гадюка новым увольнением угрожает.

***

Много лет Паулина ждала возможности уйти от ненавистного мужа. Но возможность эта никак не подворачивалась. Они без конца переезжали с места на место, меняя гарнизоны. Из Иркутска в Хабаровск, оттуда на Камчатку. Потом опять Сибирь, Урал.

И никогда они не жили в городах. Города в их жизни представали лишь вокзалами. Основная жизнь проходила в гарнизонах. Именно из-за этого Паулина не могла уйти от Николая. По крайней мере, ей нравилось так думать.

Ну как она без его помощи могла добраться до вокзала? Ладно бы одна — куда ни шло, можно рискнуть уехать на попутке или рейсовым автобусом. Но с вещами, с Вадиком? Разве ж она дотащит все их с сыном пожитки до дороги? А если и дотащит — кто даст гарантию, что она сходу поймает попутку? Что удастся взять билет на первый же проходящий поезд до Москвы. Если не повезет — это что же, тащить чемоданы обратно в гарнизон? Определенно, судьба над нею издевается, ни разу так и не предоставив возможности сбежать.

На самом деле все было не совсем так. Гарнизоны, попутки, вокзалы — ерунда, а не причина.

Причина крылась глубоко внутри Паулины. Настолько глубоко, что сама она вряд ли понимала ее.

Она боялась.

Боялась возвращаться в Москву. Это в гарнизоне она может жить под маской Паулины Черкасовой. Жить бесцветно и незаметно для окружающих. В Москве она может быть только Паулиной Видовской — яркой, знаменитой, всеми любимой и желанной.

Но Видовская канула в лету. Паулина слишком долго выжидала, когда забудется скандал. Он-то забылся, да. Но вместе со скандалом забылась сама Видовская. А начинать заново уже поздно. Николай во всем виноват! Он поломал ей жизнь!

Еще больше возвращения в Москву она боялась мужа. Боялась вызвать его гнев. Боялась побоев. Но больше не их самих — Николай никогда не бил ее сильно. Скорее, обозначал удар. Цель была не сделать Паулине больно, а унизить ее, указать на место. Унижений она и боялась. Но, боясь, не могла решиться на что-то кардинальное. Приятнее было думать о побеге: когда-нибудь она непременно сбежит! Но сбегать на самом деле? С чемоданами, с Вадиком? Вот если бы Николай заказал для них машину…

Несмотря на однозначное недовольство жизнью с мужем, Паулина, тем не менее, оставалась с ним. Злилась, ненавидела его, но… То ли назло ему, то ли назло самой себе, то ли таким образом привлекая к себе его внимание, она раз за разом делала все ему наперекор. Будто находила странное удовольствие в семейных скандалах. И в этой от него зависимости. В унижениях. В безболезненных побоях. В бесконечных сексуальных истязаниях, когда так приятно скорчить гримасу отвращения, с наслаждением тыча в единственную болезненную точку мужа.

Оказалось, зависеть от кого-то — не так уж плохо. Теперь Паулина ни за что не отвечала. Не нужно было думать о чем-то, кроме как жалеть себя. Повседневностью пусть занимается Николай — ей некогда думать о глупостях. У нее жизнь разрушена — она должна думать об этом.

Ради него она бросила сцену. Ради этого мужлана, солдафона! Она была Паулиной Видовской, а кем стала? Офицерской женой, в которой никто не узнает бывшую знаменитость.

Месть доставляла ей невероятное удовольствие. Возможно, именно из-за нее она до сих пор оставалась с этим мужланом.

Самая главная месть, на которую только способна женщина — секс. Для Николая он очень важен — Паулина поняла это сразу, когда он только появился на ее горизонте. Столько чувств он вкладывал в бранные по сути слова, что можно было не сомневаться: именно от ее постельных умений и потерял голову. Значит, лучшей местью ему будет холодность. Отказывать ему в близости она не станет — это было бы слишком просто. Вот отвечать холодностью на его пылкость — самая изощренная месть.

Сама она к сексу была равнодушна. В былые времена относилась к нему вполне лояльно — но тогда в моде была свободная любовь, так что Паулина, вся из себя такая модная, вроде как вынуждена была получать от секса удовольствие.

Хотя… Она не всегда лишь демонстрировала это удовольствие. Иной раз и в самом деле получала. Но получала весьма своеобразно: не в момент близости, а просыпаясь поутру с незнакомым человеком. Это, мягко говоря, бодрило — никогда не знаешь, какой сюрприз тебя ждет, когда откроешь глаза. Когда-то сюрпризом оказался Николай. На ее несчастье.