Побочный эффект

- Когда я вышел из башни, я почувствовал... Я был наполнен тобой, но еще не понимал этого. И я сказал Таду, что мы меняем маршрут. И сухой ветер гнал меня вперед и вперед, пока не увидел я твой городок, пыльные пальмы, белые стены церкви и, наконец, тебя...

- Я стояла у двери. Дул ветер, он хлопал рамой, стекло дребезжало.

- Я взял тебя за руку, спросил твое имя. Это было очень давно. Это было пять дней назад.

- И вот мы с тобой бежим и бежим. Куда? Что будем мы делать там, за границей? - спросила Мария.

- Какая разница, - сказал Арви. - Наймемся сборщиками апельсинов. Или пастухами. А не то - пойдем дальше. С голоду не умрем. Зато свободны. Свобода! И никто не сунет тебе автомат в руки.

- Думаешь, там будет лучше? Какие у тебя волосы мягкие, Арви.

- Ты обещала рассказать про башню. Как ты попала туда?

- Расскажу по дороге.

Арви поднялся, подхватил мешок и взял Марию за руку. Она прижалась к нему.

Необычайное возбуждение выгнало лейтенанта из блиндажа. Старческий голос отца звучал в ушах: "Мальчик мой, эти руки уже не могут держать оружие, но тебя я воспитал бойцом. Пусть же сердце твое не дрогнет, пусть не ослабеет душа твоя от страха или жалости, ибо впереди враг, топтавший когда-то землю наших дедов..."

Пустыня дышала тяжело и нежно. Он вспомнил свою голубку, свою Ку, как звал он ее за тихое воркование. Сегодня она получит посланное накануне фото. "К великой битве готовы!" - вот что следовало написать вместо сентиментального "Дорогой Кушечке, милой душечке". Жаль, что он оплошал с надписью. Сама-то фотография получилась отличной: непринужденная поза, ироничная, в меру, улыбка, офицерские нашивки хорошо видны. И фон великолепный: шеренга боевых машин с гордо поднятыми стволами. Сейчас, когда чернильная ночь залила все вокруг, он отчетливо представил себе ровные ряды стальных красавцев, скрытых маскировочной сеткой. С первыми лучами зари они сбросят камуфляж и ринутся вперед, давя и круша ничего не подозревающих варваров. А завтра его Ку получит новый снимок. Он со своими ребятами на еще не остывшей броне, среди развалин и дыма. На этот раз уж он не промахнется с надписью!

Едва потускнели звезды, на запястье лейтенанта пискнул индикатор тревоги. Экипажи сбегались к машинам, срывали чехлы с орудий и...

Протяжное "а-а-а!" прокатилось вдоль позиции, знаменуя собой грубейшее нарушение приказа о соблюдении абсолютной тишины. Из башни каждого танка вместо грозного прямого ствола уродливым узлом торчал сине-стальной кукиш.

- Как-то хозяин говорит мне: "Собирайся, Мария, я хочу тебя кое с кем познакомить". Я испугалась. "Да нет, - говорит, - это не то, что ты думаешь. Поехали, там все увидишь". Я еще потому испугалась, что хозяин никогда со мной и не разговаривал. Под нос бормотал да коту чего-то все рассказывал. Получилось, что он и меня нанял кота кормить. Сам-то вообще не ел. Худющий, плешивый. Я когда его увидела в первый раз, не по себе мне стало.

- А зачем пошла к нему? - спросил Арви.

- Я на пятом месяце была. Только-только бумага пришла, что Марка убили. Я о пенсии хлопотала, да ведь мы с ним в мэрии так и не были. А старик платил хорошо, и работа легкая.

С минуту они шли молча. Потом девушка снова заговорила:

- Приехали мы. Башня синяя. Красивая такая. Вошли, там темно, прохладно, огоньки. Хозяин говорит:

"Это грозная машина, но она добра к человеку. Не бойся. Просто ей нужно увидеть молодую и чистую девушку". Не знал он тогда, что я носила маленького. Посадил меня на какой-то ящик, пошел к стене. Огоньки замигали. Он бормочет: "Сейчас настроим на невинную душу". Потом что-то такое, не поняла я. Будем, говорит, тимизировать матрицу цели. Почему он про невинную душу? Может, он про ребеночка все-таки догадывался. Глаза у него горели. Недобрые были. И что это за матрица такая?

- Оптимизировать целую матрицу, - пробормотал Арви. - Старик программирует машину... Душа Марии... Ну и программа. - Потом сказал громче. - Матрица - это такая таблица...

- Мне стало страшно. Но потом... Потом тепло стало и уютно. И я начала разговаривать с этой машиной. Сама не знаю, как это вышло. Она меня спрашивала обо всем - про отца, про мать, и как они умерли, и про Марка, и про наш поселок, и даже про кривого Артенса, который однажды в детстве дал мне пряник. А потом машина сказала, что Марк погиб как храбрец, но смерть его не принесла никому на свете ни счастья, ни даже пользы. Я заплакала, а хозяин засмеялся громко и сказал: "Все, спасибо, Мария. Теперь мой купол в норме".

Потом домой приехали, и хозяин мне выходной дал. Очень доволен был. С той поры я почувствовала, что с этой машиной, с башней этой чем-то связана. Что-то жило вот тут, - Мария положила руку на грудь, - и тянуло, тянуло... И сейчас еще немного тянет.

- Это пройдет, - сказал Арви.

- Ас тех пор, как умер маленький, я все время живу как-то съежившись. И только сейчас, с тобой... - Она замедлила шаг и прижалась к нему плечом.

Арви погладил ее черную голову.