— Если я была рабыней в Аре, и мне разрешили бы сделать так, я думаю, что пошла бы в ту кондитерскую и точно так же как те девушки в туниках и ошейниках, стояла бы там на коленях, надеясь, что могла бы получить такое печенье, — призналась Мира.
Я улыбнулся. Насколько красива и беспомощна была она — моя рабыня.
— Посещая тот уличный магазинчик, я всегда была скрыта под плотной вуалью. Тот пекарь не узнал бы меня.
— Возможно, что некоторые из других девушек тоже когда-то были его бывшими клиентками, — предположил я.
— Возможно, — улыбнулась она. — Это — интересная мысль.
— Превращение из свободной женщины в рабыню, на Горе может произойти внезапно, — сказал я.
— Я хорошо знаю об этом, Господин, — усмехнулась Мира.
Иногда девушка может быть похищена прямо из ее собственной постели, изнасиловала и с мешком на голове принесла на невольничий рынок, и все это в течение той же самой ночи.
— Но, в целом, как же я презирала рабынь, как я их ненавидела! — горько призналась Бывшая леди Мира.
— Даже так?
— Вы знаете, каких рабынь я ненавидела сильнее всего, кого я больше всего презирала? — спросила меня рабыня.
— Нет, — сказал я, хотя уже догадывался.
— Рабынь для удовольствий! — воскликнула она. — Как я ненавидела их! Они были настолько красивы и желанны! Иногда я, взяв с собой плеть, шла на улицу и сознательно сталкивалась с одной из них, а затем, приказав ей лечь на мостовую, секла ее по ногам!
— Теперь, то же самое, может быть сделано и с тобой, — заметил я.
— Я знаю, — улыбнулась она.
— За что же Ты их так ненавидела?
— Им повезло быть в ошейнике, и мне нет! — призналась девушка.
— Получается, что Ты ненавидела их потому, что ревновала к ним, а в действительности просто завидовала им, — сделал я вывод.
— Да, я ревновала к их красоте и желанности. И завидовала их счастью.
— Ты знала это будучи свободной женщиной? — удивился я.
— Да, — признала она, — но я не думаю, что по своей воле согласилась бы на это.
— Лицемерие, это свобода свободных женщин, — отметил я.
— Но такая свобода не позволена рабыне, ведь так Господин?
— Нет, не позволена.
— Каждая женщина, в ее сердце, страстно желает встать на колени перед сильным мужчиной, покориться его плети, принадлежать, подчиняться, и знать, что у нее нет иного выбора, кроме как отдать ему всю свою любовь и служение, полностью, без остатка.
— Ни один рабовладелец не позволит своей рабыне отдать ему меньше, чем все.
— И рабыня желает отдать своему господину все, и даже больше, — ответила Мира.
— Ты счастлива, будучи рабыней? — поинтересовался я.
— Да, Господин. Никогда прежде, за всю мою жизнь я не была столь счастлива, как теперь, — призналась она.
— Просто, Ты оказалась на своем месте предписанном природой, — объяснил я.
— Да, мой Господин, — согласилась она, мимолетно целую меня.
— Думаю, теперь, тебе уже не надо завидовать рабыням.
— Больше я не завидую их рабству, — улыбнулась Мира, — теперь я и сама такая же рабыня. В своей неволе я стала такой же богатой внутренне и привлекательной снаружи, как они.
— Но, конечно, Ты представляешь те страдания и ужасы, которые иногда сопровождают судьбу рабынь.
— Конечно, поскольку мы находимся во власти наших владельцев во всех смыслах.
— И все же Ты не расстроена, что стала рабыней?
— Нет, — признала она.
— Почему же? — поинтересовался я.
— То, что мы, по прихоти наших владельцев можем быть подвергнуты страданиям и ужасам, даже чтобы замученными или убитыми, если он того пожелает, ясно дает нам понять, что мы — действительно рабыни, что мы действительно собственность, что неволя, в которой мы оказались, действительно полная и абсолютная.
— Я понял, — кивнул я.
— У нас нет никакого другого пути, чтобы познать это, — сказала она.
— Я понял.
— Но мы знаем, что, хотя мы, с одной сторону, полностью лишены какого бы, то, ни было влияния, что с другой стороны мы можем сделать многое, чтобы управлять своим счастьем и качеством нашей жизни. Для этого надо всего лишь быть абсолютно послушными и полностью удовлетворять господина во всех смыслах и всеми путями.
— Вообще-то верно, — не мог не признать я.
— Также в неволе мы находим, что живем честно. Как еще мы могли бы быть счастливы, и удовлетворены? — спросила меня рабыня.
— Я не знаю.
— И я думаю, что так же очевидно и несомненно, что, мужчины желают нас, дорожат нами, и любят нас, так же обладают нами способами, которых свободная женщина никогда не сможет узнать и понять.
— Это — тайна, скрытая между владельцами и рабынями, — улыбнулся я.
— Возможно, — засмеялась она. — Но я сомневаюсь, что это, такая уж глубокая тайна, иначе свободные женщины не ненавидели бы нас так!
— Возможно, — улыбнулся я, признавая ее правоту.
— А свои риски есть у людей любого положения. От свободных людей, по крайней мере, от мужчин, например, ожидают, что они, если потребуется, примут на себя защиту своего города, что связано с большими опасностями. От рабынь этого никто не ожидает, — заметил девушка.
— Это верно, — согласился я.