— Возможно, это кажется для тебя странным, а иногда мучительным потому, что Ты с Земли. Но это не странно на Горе. Неволя для красавицы, такой как Ты, является привычным делом для гореан.
— Я уже поняла это.
— На Горе тысячи заклейменных красавиц в ошейниках, служащих и обязанных служить своим владельцам со всей полнотой их женского совершенства.
Она кивнула. Она уже видела рабынь. Она сама была продана в городе Кайилиауке около Иханке.
— И Ты, в Прериях, являешься именно такой женщиной.
— Я знаю, — согласилась она. Конечно, она видела немало рабынь, и в Прериях, в основном белых женщин, беспомощных и послушных рабынь в ошейниках завязанных краснокожими мужчинами.
— Теперь это — твоя действительность.
— Я знаю.
— Мне кажется, что самое время идти в вигвам Кэнки, — напомнил я.
— Да, Господин, — сказала она, и села на покрывалах, по-прежнему держа шкуру у своего горла.
Мне безумно хотелось сорвать с нее это одеяло, и набросившись на нее, с криком подмять под себя.
— Я люблю Кэнку, — призналась она. — Я люблю его, больше всего на свете.
Я кивнул.
— И я хочу, чтобы он любил меня, хотя бы немного — прошептала она, — даже притом, что я — всего лишь рабыня.
— Я понимаю, — улыбнулся я.
Это естественно для рабыни, беспомощно любящей своего господина надеяться, что он мог бы снизойти, до того чтобы подарить ей, всего лишь частицу или крошку своей привязанности. Хотя бы немного, хотя бы столько же, сколько достается его любимому гончему слину.
Она посмотрела на меня, и напомнила:
— Кэнка хотел меня наказать.
Я пожал плечами в ответ на это.
— Но Вы не сделали этого.
— Нет.
— Накажите меня, — попросила девушка.
— Нет.
— Очень хорошо.
Она слегка пошевелилась, при этом оставшись сидеть на том же месте, но позволив одеялу соскользнуть с бедра. Со стороны могло показаться, что это было случайностью.
— Давай-ка поспешим к вигваму Кэнки, — предложил я, не будучи уверен, что смогу сохранить контроль над собой.
— Пожалуйста, — попросила рабыня, — можно мне поправить мой ошейник?
Тогда она, тщательно, своими маленькими ручками, стала выравнивать украшенный бисером ошейник на своем горле. В определенный момент она провела пальцем вокруг и под ним, как бы регулируя его для удобства. Затем она, снова подровняла ошейник, устанавливая центральный узел точно под подбородком.
— Так-то лучше, и более удобно. Как он смотрится на мне? — спросила девушка, хитро посмотрев на меня.
— Прекрасно, — ответил я.
— Хорошо. Ведь для нас важно, чтобы наши ошейники хорошо выглядели и были удобными.
Я уже был наполовину выведен из себя, видя как ее маленькие ручки, столь осторожно и внимательно привлекали внимание к этому к этому круглому символу рабства — ошейнику рабыни.
— Пойдем уже, — велел я.
— А мои волосы, нравятся Господину, — спросила мерзавка.
Я смотрел, как она откинула назад голову, и совершенно не обращая на меня внимания, руками подняла свои длинные, прекрасные рыжие волосы. Это ее движение подняло линию ее совершенных грудей.
— Самым потрясающим и возбуждающим для земной девушки, доставленной на Гор, является то, что она находит себя объектом такого страстного желания, — заявила рыжеволосая, глядя на меня.
— Возможно, — не стал я спорить. Несомненно, на Земле у нее было мало возможностей, чтобы подготовиться к встрече с сексуальностью гореанских мужчин.
— А еще их невероятно потрясает то, как неограниченно и неистово, а иногда беспощадно, их эксплуатируют, — сказала она, не переставая демонстрировать свои волосы.
Я кивнул. Действительно, таким женщинам, редко предоставляется большой выбор в данном вопросе.
— И как безжалостно они принадлежат, дрессируются, принуждаются к повиновению, — добавила она, под аккомпанемент моего молчания.
— Но теперь, — тихо проговорила девушка, опуская голову, и все также держа руки в волосах, что делало ее грудь еще более возбуждающей, а ее поза, тонко намекала о полной ее покорности своей участи, — это им подобает и подходит, поскольку они — всего лишь рабыни.
— Да, — сказал я, сжимая кулаки что было сил.
— Как смотрятся мои волосы? — спросила она, опуская руки и поднимая голову.
— Прекрасно, — признал я.
Виньела повернулась, и сидя на правой ноге, подняв левое колено, отбросила в сторону одеяло, и улыбнулась мне. Она проделала все это совершенно бесстыдно, как настоящая рабыня. Конечно, тело невольницы всегда выставлено на всеобщее обозрение, что было бы невероятно для свободной женщины.
— Я думаю, что Вы находите меня привлекательным, — заключила она.
— Да, — согласился я.
Она снова встала на колени, опираясь бедрами на пятки, все еще держа руки в покрывалах, и повернула лицо ко мне.
— Увы, — она сказала с притворным сожалением, — насколько же слабы и уязвимы рабыни.
— Да.
— Насколько же мы беспомощны и бессильны.
— Да! — сердито сказал я.
Трудно было не заметить ее очарование и силу.
— Но возможно мы не абсолютно бессильны, — заключила рабыня. Она поместила руки за голову, распрямила спину, выпятила грудь и потянулась.
— Возможно, нет.