Виньела опустила руки и посмотрела на меня. Теперь она стояла на коленях, лицом ко мне, положив руки на бедра, держа колени вместе.
— Сейчас я гораздо сильнее, — заметила она, — чем была, когда-то та глупая малышка, Миллисент Обри-Уэллс, с Земли.
Когда-то этой глупышкой была именно она, пока не была доставлена на Гор и порабощена.
— Объясни, почему, — приказал я.
По малейшему желанию, кого-то такого же, как прежняя свободная женщина — мисс Миллисент Обри-Уэллс, из Пенсильвании, гореанская рабыня, такая как Виньела, должна пасть ниц перед ней, облизать ее ноги и исполнять все приказы и пожелания.
— Теперь я намного влиятельнее ее, — заявила она.
— И в чем же это проявляется?
— Я — рабыня.
— Ты говоришь загадками.
— Я влиятельнее, но конечно, только определенными способами.
Я улыбнулся. Я видел, что она действительно хотела быть выпоротой за дерзость. Рабыня, конечно, может быть выпорота по любой причине, или даже без всякой причины.
— И каким же образом, — поинтересовался я, — у рабыни могло бы оказаться больше власти, чем у свободной женщины?
Она улыбнулась, и скромно опустив голову, промурлыкала:
— Некоторые мужчины, находят нас привлекательными.
— Это верно, — признал я.
Как нескромно, но изящно она сделала этот вывод. Я не хотел, но, несмотря на свое не желание, вынужден был согласиться с ней. Как может свободная женщина сравниться с рабыней в способности вызывать желание мужчины? Рабыня, в ее беспомощности, ее уязвимости и красоте, является самой возбуждающей и желанной из всех женщин. Даже, просто вид невольницы может сделать мужчину обезумевшим от страсти.
— Как магнит, куда ни его положи, куда не спрячь, он сохраняет свою власть над железом, так и мы сохраняем свою притягательность для мужчин, — сравнила она.
— Да, — вынужден был согласиться я.
Как же меня восхищали и возбуждали, такие женщины! Насколько естественно получается так, что они оказываются столь возбуждающими мужское желание, возможно, к их собственному ужасу, но и к глубокому удовольствию. Кто сможет определить, или измерить привлекательность рабыни? Разве не кажется она объектом, созданным самой природой, чтобы быть у ног мужчины? Да многие войны начинались, ради обладания ими. Даже дань, наложенная на проигравшего в войне, наряду с золотом и зерном Са-Тарна, включает в себя женщин.
— Я это понимаю так, что, рабыня, благодаря своей красоте, может обладать, по крайней мере, если ей повезет, некоторой малой частицей власти, которой не может иметь свободная женщина.
— Я думаю именно так, — сказала она.
Этот вывод, основывался на фантастической желанности и привлекательности рабыни. Но не стоит позволять им становиться высокомерными. Лучше пусть они продолжают бояться плети.
— Но каким еще образом, кроме возможной привлекательности и желанности, у рабыни может быть больше власти, чем свободной женщины?
— Если кто-то может делать что-нибудь, что другой не может, и если с кем-то разрешают делать такое, чего с другим сделать нельзя, то я полагаю, у него появляется власть, которой другой не имеет, — объяснила девушка свое видение своих возможностей.
— Я понял, — сказал я. — Власть в смысле способностей и доступности.
— Да. Рабыня, например, может и должна вести себя, таким образом, и делать такие вещи, причем великолепно, с любовью и, не ставя условий, которые запрещены, или, просто невероятны для свободной женщины. Действительно, ожидаемое от рабыни поведение, и некоторые оказываемые ими своим рабовладельцам услуги, несомненно, даже не входят в кругозор наших неосведомленных свободных сестер. Не удивлюсь, если они даже не подозревают об их сущности.
— Они могут подозревать, — улыбнулся я.
Привилегии, если их можно так назвать, разрешенные рабыням, несомненно, являются еще одной причиной такой жуткой ненависти и зависти к ним свободных женщин. В некотором смысле, свободная женщина, являет собой парадокс. Она утверждает, что презирает рабыню, она утверждает, что ненавидит и держит ее в унижении, при этом совершенно очевидно, что она почти безумно ревнует к ней. И я не удивлюсь, если узнаю, что глубоко в ее душе спрятано желание раздеться, встать на колени перед мужчиной, позволить ему надеть ей ошейник, и стать полностью объектом его желаний.
— Но есть вещи, о которых они, вероятно, даже не представляют, — заметила она.
— Возможно, и так, — согласился я.
Это правда, что свободные женщины склонны быть несколько наивными и неосведомленными. Некоторые из них, во всяком случае, будучи порабощенными, казались совершенно пораженными, обнаружив природу некоторых из даже обычных действий и услуг, которые теперь ожидаются от них.
— А еще, мы лучше свободных женщин разбираемся в некоторых вещах, таких, как служение мужчине и доставление ему удовольствия.
— Это точно, — усмехнулся я.
Послушание, почтение и совершенство служения рабыни легендарны. Так и должно быть, ведь она — собственность. Интимное, фантастическое удовольствие, которое невольницы могут доставить известно, по крайней мере, среди свободных мужчин.