Почему Боуи важен

Вот мы и подошли к композициям с дебютного альбома Боуи, изданного в июне 1967 года. Это знаменательная веха, ведь после пятилетнего периода адаптаций, заимствований и отрицаний, принятий и отказов, пройдя путь от Дэвида Джонса через Дэйви Джея к Дэвиду Боуи, от The Konrads к The Buzz, от Pye к Deram, от Хортона к Питту, он наконец стал солистом, которого мы начинаем узнавать и который после тяжелой борьбы завоевал свое место на подходах к славе и начал продвигаться к ее центру. На обложке пластинки – фотография Дэвида крупным планом и его сценический псевдоним. Он добился своего, несомненно.

Как же ему это удалось, когда столько других ребят и групп из Бромли сошли с дистанции? Ответ, казалось бы, прост – благодаря настойчивости. Дэвид решил посвятить музыке жизнь и хотел стать звездой настолько сильно, что смог преодолеть все неудачи и сомнения. Безусловно, у него была подушка безопасности, ведь не каждый молодой человек может оставить работу в рекламном бизнесе, зная, что его обеспечит отец. И все же Дэвид пробивался самостоятельно, принимая рискованные решения и упорно воплощая задуманное. Это была его единственная цель, которую он поставил себе еще в четырнадцать лет или даже раньше – в зависимости от того, чьей версии верить.

Он продолжал двигаться вперед, подобно мелкому гангстеру в криминальном фильме, который сначала заменяет босса в одной группировке, а затем переходит в более крупную организацию, когда ему становится скучно или он чувствует, что его честолюбивые замыслы не находят воплощения. С каждым шагом вверх он получал новые атрибуты статуса: упоминание в новостях, статью в газете, появление на телевидении, большой материал в журнале. Он был безжалостен, эгоцентричен, нацелен исключительно на собственный успех, но при этом очаровательно находчив в том, как именно его добиваться. Он был настойчив и хитер, но в то же время одарен наивным воображением: природная стеснительность и чувствительность уравновешивались смелостью и дерзким обаянием. Письмо Джону Блуму, добившемуся успеха собственными силами и сколотившему состояние на торговле стиральными машинами, с просьбой стать спонсором The King Bees сработало, застав миллионера врасплох. Дэвид был артистом, а не аферистом.

В какой мере его поведение в течение этих пяти лет было искусной манипуляцией СМИ, а в какой – выражением чего-то личного? Были ли крашеные волосы, сапоги и жилетки из лакированной кожи образца 1964 года признаком искреннего интереса Боуи к авангардным стилям в моде или же свидетельством формирования его уникального бренда? Мы этого не узнаем. Возможно, он не знал этого и сам.

Нам остается только догадываться, играл ли Дэвид с прессой, когда сообщил журналисту, что ему, «само собой», нравятся мальчики, предвосхищая свои последующие заявления о гомо- и бисексуальности. Мы не можем быть уверенными в том, менял ли он прическу и одежду, потакая требованиям изменчивого рынка или же своим собственным непостоянным вкусам; пытался ли он искренне расшатать устоявшиеся гендерные роли, отращивая волосы, или же просто подозревал, что это привлечет внимание СМИ. Интервью Боуи в тот период столь же легкомысленно лукавы, как и его поздние диалоги с журналистами: «Он настойчиво претендует на сомнительную честь быть первым модом в Бромли, но с тех пор поменял свои пристрастия в пользу образа рокера», – говорится в пресс-релизе 1965 года. Дэвиду «нравятся скандинавские девчонки <…> не нравится учеба, работа с девяти до пяти, длинные прямые дороги и мусор – как в смысле „наличные деньги“, так и в смысле „полицейские“»[28].

Были ли оригинальные идеи Дэвида, такие как фиолетовая подсветка на сцене, стилистика Дикого Запада и сценические задники с гротескными картинками, всего лишь попыткой привлечь внимание с помощью некой «фишки» или глубоким мотивом мальчишки, которому запрещали пачкать красками пол и который теперь вырвался на свободу? Правда заключается в том, что нам не нужно выбирать: одно и то же решение может сочетать в себе и умелую медийную стратегию, и искренний художественный эксперимент. К тому же, когда нам попадается противоречие в истории Боуи, его необязательно устранять – мы просто можем посмотреть на него с двух точек зрения.