Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

«Не кажется ли вам, — говорит Суортс, — что преподавательская жизнь по природе своей требует определенных жертв? Что ради общего блага мы должны отказывать себе в определенных удовольствиях?»

«Вы имеете в виду запрет на интимные отношения между представителями разных поколений?»

«Нет, не обязательно. Но как учителя мы обладаем некоторой властью.

Возможно, имеется в виду запрет на смешение иерархических отношений с сексуальными. Что, на мой взгляд, и произошло в данном случае. Или крайняя осторожность.»

Вмешивается Фродия Рассул: «…Да, он говорит, что виновен, но когда мы пытаемся получить конкретные ответы, неожиданно оказывается, что это не совращение молодой женщины, в котором он признается, а просто порыв, которому он не смог противостоять, он не упоминает ни о страданиях, которые причинил, ни о долгой истории эксплуатации, частью которой является то, что он совершил»[414].

Этот эпизод иллюстрирует семантические сдвиги от «непреодолимого порыва» к политическому (и психологическому) понятию «совращения», от любви к молодым людям к «интимным отношениям между представителями разных поколений», от определения мужественности как социального авторитета к запрету «смешивать иерархические отношения с сексуальными» и от испытания «личного удовольствия» к подозрению, что за ним скрывается «долгая история эксплуатации». Индивидуум и его желания становятся носителями абстрактной структуры власти, которая, в свою очередь, оправдывает институциональное вмешательство. Наряду с языком психологии, феминизм помог осуществить соблюдение норм и процедур для обеспечения справедливости, равноправия, эмоционального равенства и симметрии, институционально и эмоционально.

Когда рабочая среда берет верх над чувствами

Политика борьбы с сексуальными домогательствами была направлена на защиту женщин от мужского злоупотребления своей институциональной властью. Социологически это привело к тому, что нормы справедливости на рабочем месте возобладали над личными желаниями людей. Например, в руководящих принципах политики Гарвардской высшей школы образования (HGSE) говорится, что: