Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Психоаналитические объяснения предполагают, что страх перед обязательствами является результатом того, что: «Мужская идентичность рождается в отречении от женского, а не в прямом утверждении мужского, из-за чего мужская гендерная идентичность становится непрочной и хрупкой»[187]. С этой точки зрения, вдохновленная психодинамическими моделями мужской психики, такими как необходимость отделиться от матери, мужская гендерная идентичность формируется в противоположность женской и вопреки потребности в зависимости и объединении с кем-либо, делая мужчину менее способным создавать или желать долгосрочную связь. С XVIII до середины XIX в. проявление чувств было такой же прерогативой мужчин, как и женщин; после середины XIX в. это стало преимущественно женской прерогативой[188]. Женщины взяли на себя ответственность за заботу, чувства и выражение эмоций, направленных на создание и поддержание близких отношений. Как блестяще доказала Нэнси Чодороу, различия в эмоциональном облике мужчин и женщин стали результатом структуры современной нуклеарной американской семьи, в которой женщины несут ответственность за заботу о детях, в результате чего девочки растут, постоянно отождествляя себя с матерями, и в течение всей своей взрослой жизни стремятся воспроизводить фузионные отношения с окружающими (практически растворяясь в них), в то время как мальчики развиваются с острым чувством обособленности и стремлением к независимости. Мальчики учатся расставаться, девочки — сближаться с людьми[189]. С тактической точки зрения это объясняется тем, что мужчины и женщины в своих близких отношениях воспроизводят неравенство, характеризующее их союз в обществе в целом. Например, Суламифь Файерстоун утверждает, что мужчины пользуются различными стратегиями для поддержания контроля над отношениями, не желая связывать себя обязательствами, они могут демонстрировать непредсказуемое поведение (например, пропускать свидания, уклончиво высказываться в отношении следующей встречи, ставить работу на первое место и т. д.). Она полагает, что «мужская культура была (и является) паразитической, питающейся эмоциональной силой женщин, не отвечая им взаимностью»[190]. С этой точки зрения мальчики/мужчины являются «эмоциональными паразитами», т. е. они могут принимать, но не порождать любовь или отвечать на нее для обеспечения своего рода эмоциональной поддержки, в которой нуждаются женщины. Исходя из этих соображений, страх перед обязательствами можно рассматривать как аспект «принудительной гетеросексуальности», одно из основных узаконенных описаний того, как мужчины систематически унижают, не принимают всерьез и игнорируют женщин[191].

Эти объяснения имеют решающее значение для определения места любви в контексте асимметричного распределения власти. Но их общим недостатком является патологизация мужского поведения и сопутствующее ей утверждение и восхваление женской психики и (предположительно, женской) модели близких отношений. Социологам следовало бы с подозрением относиться к объяснениям, которые априори патологизируют формы поведения. Психологические объяснения, в частности, вызывают подозрения, поскольку они потенциально опираются на модель здоровой психики, которая предполагает, что близость является «нормальным» и «здоровым» состоянием, к которому все мы должны стремиться, и тем самым отрицает эмпирическую и нормативную возможность того, что отдельные лица или группы людей могут отвергать близость и не быть психически ущербными при этом. Иначе говоря, невзирая на то, что я как феминистка нахожу нынешнее состояние гетеросексуальности угнетающим, я хочу проанализировать его, не претендуя на то, что женский способ управления межличностными отношениями является нормой, критерием, которым должно измеряться поведение мужчин. Такое предположение может отодвинуть на второй план то, что для социолога культуры является более интересным, а именно: на какие социальные условия реагируют мужчины, сопротивляясь обязательствам? Принятие «близости» в качестве нормативного критерия не позволяет нам задаться вопросом, является ли (мужское) поведение стратегическим и рациональным ответом на новые социальные условия, в частности на новую экологию сексуальных связей и архитектуру романтического выбора. Если мы серьезно относимся к предположению, разделяемому феминистками и социологами, что психика пластична и что близость является скорее институтом, чем мерилом зрелой психики, то мы не должны использовать эту модель для психодинамического измерения нежелания мужчин связывать себя обязательствами.