Если, как предполагает Сартр, любящий требует
, чтобы его любили[317], то это потому, что он прежде всего нуждается в социальном признании. Комплименты, которые обе вышеупомянутые женщины хотят получить от своих мужей, указывают не на испорченную «эгоистичную» личность или на «низкую самооценку», а скорее на общее требование, чтобы романтические отношения обеспечивали социальное признание. Социальная ценность больше не является прямым результатом экономического или социального статуса человека, она должна исходить от него самого, определяемого как уникальное, частное, субъективное и неинституциональное образование. Эротическая/романтическая связь должна формировать чувство ценности[318], а современная социальная ценность главным образом перформативна, т. е. она должна быть достигнута в процессе общения и благодаря взаимодействию с другими. Если «влюбленные, готовясь к встрече с возлюбленными, беспокоятся о своем запахе, об одежде, волосах, о планах на вечер и, в конечном счете, о собственной значимости»[319] (курсив мой. — Автор), то это потому, что в наше время любовь стала центральным элементом формирования ценности.Хотя Эрвин Гоффман не создавал свою социологию как социологию современности, он уделял большое внимание перформативному измерению социальных взаимодействий, т. е. тому, как субъекты вызывают или не вызывают ощущение ценности (когда они сохраняют свою репутацию, проявляют должное уважение к другому и т. д.). Гоффман, по-видимому, считает само собой разумеющимся, что взаимодействия, если они успешны, должны порождать чувство ценности, и предполагает, что взаимодействия универсально структурированы таким образом. Но это является результатом длительного процесса трансформации социальной структуры и социализации в Западной Европе. Начиная с XVII в. на приемах, в присутственных местах, в руководствах по общению и этикету аристократия и средний класс постоянно вводили кодексы новых форм поведения, направленных на то, чтобы должным образом распознавать окружающих и оказывать им уважение благодаря соответствующему выражению лица, телодвижениям, жестам и речи. Этот процесс отличается от выражения почтения другим людям с целью подтверждения их репутации и достоинства, поскольку социальная ценность постепенно освобождается от ранее
приписанного статуса. Иначе говоря, признание как неявно выраженное требование, с помощью которого мы оцениваем другого человека как личность, независимо от его статуса, в социальном взаимодействии и в рамках межличностного общения является неотъемлемой частью формирования модернизма. На уровне теории именно Аксель Хоннет определил важность признания в межличностных отношениях. (Его использование понятия «признание», однако, шире, чем мое.) По его определению, признание — это непрерывный социальный процесс, состоящий из поддержки «позитивного понимания [личностью] себя». Поскольку «представление о самом себе… зависит от возможности постоянной поддержки со стороны окружающих»[320], признание влечет за собой официальное подтверждение и подкрепление притязаний и положения других людей как на когнитивном, так и на эмоциональном уровнях. Признание — это непрерывный процесс, с помощью которого социальная ценность и значимость человека устанавливается в его отношениях с другими людьми.Таким образом, в отличие от огромного количества ученых, объясняющих власть романтической любви в эпоху модернизма с помощью идеологии индивидуализма[321]
, я утверждаю, что эта сила обусловлена более первичным обстоятельством, тем, что любовь представляет собой ключевой элемент признания, восприятия и установления собственной ценности в эпоху, когда социальная ценность неопределенна и постоянно обсуждается. Но почему это так? Почему любовь может делать то, на что другие чувства не способны? Я могу предложить вашему вниманию возможное объяснение этому процессу.