У этой молодой особы отсутствует какое-либо чувство нормативной ясности, которое могло бы послужить ей ориентиром: несмотря на ужасное поведение ее парня, она не уверена в нравственном значении его действий, которые выражены эмоциональным, а не моральным языком. На самом деле субъективация опыта влечет за собой глубокую неуверенность и в собственных чувствах, и в нравственном смысле эмоций, и в действиях других людей. Следует ли ей чувствовать сожаление? Непреклонность? Решимость бороться за свою любовь? Следует ли ей осуждать своего парня? Эти вопросы резко контрастируют с культурами, в которых сексуальность глубоко укоренена и определяется нравственной культурой, и, не имея четких ориентиров, индивиды вынуждены разбираться с ними самостоятельно. Как выразился философ Авишай Маргалит: «Либеральная мораль не признает мораль сексуальную как самостоятельную нравственную сферу. Она отдает дань важности секса в жизни человека, а также осознает его уязвимость перед эксплуатацией и господством. Она признает сексуальность как деликатную область применения общих нравственных принципов. Но она не признает сексуальность как независимую нравственную сферу со своими собственными принципами, также как не считает принятие пищи самостоятельной нравственной сферой. В самом деле, с точки зрения либералов, для сексуальной нравственности места не больше, чем для нравственности принятия пищи»440
. Очевидным следствием этого является некоторое безразличие к тому, что философ-юрист Алан Вертхаймер называет «эмпирическим вредом», то есть такого рода вредом, который наносится способности человека иметь переживания441. Господствующие нормы, полагает Вертхаймер, довольно снисходительны по отношению к сексуальному обману. Можно даже добавить, что они довольно снисходительны к расставаниям и даже поощряют их. Разрыв отношений становится безобидным с нравственной точки зрения или, проще говоря, совершенно не относящимся к сфере нравственности. Повторяющиеся разрывы наносят эмпирический вред либо потому, что они делают человека безразличным к вреду, который он причиняет другим людям, либо потому, что это вредит эмоциональной целостности брошенных людей, отрицательно сказываясь на их способности верить в то, что они снова могут испытать подобные переживания.Александр — пятидесятивосьмилетний бухгалтер из Великобритании. Он женился в двадцать девять лет и развелся в тридцать три. Вот, что он рассказывает о своем опыте:
АЛЕКСАНДР: Я с самого начала знал, что мы не подходим друг другу.
КОРР.: Вы знали это с самого начала?
АЛЕКСАНДР: Да. Честно говоря, даже до того, как женился. Было очевидно, что мы несовместимы, что у нас разные темпераменты.
КОРР.: Развод был болезненным?
АЛЕКСАНДР: Вообще-то нет. Возможно потому, что я этого захотел. Переживание, о котором я рассказывал вам раньше, из-за той женщины, с которой я познакомился после развода, было гораздо болезненней. Я любил ее, очень сильно любил, но после года, проведенного вместе, она сказала, что хочет расстаться [
КОРР.: Каким образом?
АЛЕКСАНДР: Думаю, этот опыт был эмоционально настолько трудным, настолько мучительным, что я замкнулся, что-то во мне перегорело, я так и не смог больше открыться женщине подобным образом. Может быть, именно поэтому я до сих пор не женат, хотя прошло уже больше двадцати лет после развода. Я так и не смог снова открыться. Ни разу с тех пор. Можно сказать, я был травмирован этим разрывом. Признаться, я этого не осознавал до разговора с вами.
В том же духе рассказывает о своих первых впечатлениях шестидесятисемилетний француз Сирил, работавший журналистом:
Когда я был молод, от меня ушли две женщины, у каждой были свои причины. И обе они сделали это довольно резко. Я был влюблен в них и, думаю, до сих пор травмирован этим. Больше я так никогда и не смог влюбиться. Больше не смог никому довериться. Сейчас у меня замечательные отношения с женщинами, но я никогда больше не влюблялся так, как раньше. Вот почему мне гораздо удобнее иметь сразу несколько отношений. Уже не будешь столь уязвимым, если у тебя несколько отношений одновременно.
Эти примеры иллюстрируют, как разрыв отношений влияет на способность поверить в будущее, что, в свою очередь, порождает психологические и эмоциональные структуры, позволяющие индивиду закрыться, чтобы защитить себя.