Почему мама хочет напиться

Потом я потащила их посмотреть на картины. Им было скучно вплоть до того момента, как мы не наткнулись на картину с обнаженной женщиной. Сначала они тихо хихикали, а потом расхохотались во весь голос: «ЖОПА! СИСЬКИ!» – «Да что вы как дети малые!» – прошипела я, на что они в замешательстве ответили: «Но, мамочка, мы и есть дети? Как нам перестать быть детьми?»

Мои попытки освежить свой разум и душу, молча созерцая работы импрессионистов, испортил Питер, который то и дело уговаривал пойти еще разок посмотреть на жопы. «Жопы, жопы, жопы, ну пойдем еще посмотрим на жопы!» – не останавливался он. Неспокойно на душе было и из-за того, что Джейн молчала, хотя ей это не свойственно. Какая-то часть меня надеялась, что Джейн была поражена красотой вокруг, а потом я поняла, что она ускользнула в соседний зал, где нашла шкаф с редкими драгоценностями и теперь пыталась разобраться, как взломать замок.

Честно говоря, я не сильно расстроилась, что дети постоянно отвлекали меня от предметов искусства. Я не раз бывала в галереях, где пыталась прочувствовать искусство, понять и впитать в себя идею произведения… Но вместо этого я просто чувствовала себя откровенно глупо и неловко, ведь если не простоишь у картины больше «положенного» времени, то люди вокруг будут осуждающе смотреть и думать, что ты поверхностный невежа и что тебе нечего делать в культурных местах. Это очень похоже на тот неловкий момент, когда ты понимаешь, что идешь не в ту сторону, но не можешь просто взять и повернуть, ведь тогда Все Все Поймут. Вместо этого ты притворяешься, что тебе вдруг понадобилось в магазин, и уж после этого можно идти в нужном направлении.

Дети уговорили меня отвести их в сувенирный магазин. Я опять отказалась выкладывать 35,99 фунтов стерлингов за зонтик с балериной для Джейн, хотя сейчас его продавали всего за 22,99.

По дороге домой мы сели в двухэтажный автобус, и я наивно повела детей на второй этаж, ведь «это же будет весело». Я не забиралась на вторые этажи в автобусах с тех пор, как в них запретили курить. Совсем не весело сидеть среди орущих подростков, которые постоянно фоткают друг друга и выкладывают снимки в снэпчат, а потом визгливо гогочут, глядя на свои творения. Были и положительные моменты – они хотя бы заглушили крики моих собственных детей.

Я совсем забыла, какие виды открываются на улицы и дома со второго этажа автобуса. К тому времени уже стемнело, люди возвращались домой, включали свет, и я наблюдала за всем, что происходило в домах – тут парочка что-то готовит на ужин, а тут сидит и читает журналы женщина с бокалом вина, а вот пустая комната с зажженным камином и неимоверным количеством книг и картин. Наверняка сюда сейчас придут жильцы, будут греться у камина и рассказывать, как прошел день.

Проезжая мимо этих мерцающих окон и домов, я поражалась тому, что за каждым из них – целая история; где-то наверняка есть похожая на нас семья, где также ругаются, едят макароны и смотрят телевизор, как мы. Неужели люди думают о том же, когда проезжают мимо моего дома? Неужели они тоже смотрят в мои окна и видят хороший дом, женщину, у которой есть все, о чем мечтала, двое прекрасных детишек и любящий муж?

Вот что я вижу сквозь все эти окна – хорошие истории. Та парочка не спеша нарезает продукты в спокойной расслабленной тишине, а не агрессивно рубит овощи после очередного скандала и думает о том, куда бы лучше вонзить друг другу нож. Та женщина с бокалом наслаждается своим личным временем после продуктивного дня на своей престижной работе, а на пытается напиться до беспамятства, лишь бы забыть, что ее женатый любовник решил вернуться к своей жене. В ту пустую комнату вот-вот зайдет дружная семья и будет делиться новостями. И она пустая вовсе не из-за того, что жильцам позвонили с ужасной новостью, и они выбежали из дома, забыв выключить свет.

Когда люди проходят мимо моего дома, они не видят женщину, которая задается вопросом, сделала ли она правильный выбор в жизни, которая уверена в том, что она ужасный родитель, которая не знает, любит ли ее муж – потому что он ведет себя так, будто не любит, и они даже не разговаривают, ведь общих тем для разговоров нет. И никто не знает, как долго она сможет прикрываться лучезарной улыбкой и говорить всем, что все в порядке, а потом рыдать в кладовке, обнимая собаку и бутылку виски от того, что никто ее не понимает.

Или, может быть, все намного примитивнее. Может, той паре нечего сказать друг другу, так как он гнобит себя за то, что потратил все деньги на дорогущую свадьбу и медовый месяц во Франции, а потом обзавелся кредитом вместо того, чтобы купить себе спортивную машину, а она думает о мальчике, который однажды поцеловал ее на пляже. Эх, вспомнить бы имя этого мальчика, ведь этот поцелуй был одним из самых романтичных моментов в ее жизни.