Дошли мы до моего дома, и тут меня охватила легкая паника: а что теперь делать-то? Что это было – свидание? Если да, то он, наверное, ждет, что я его сейчас приглашу в дом на кофе? Или же мы сидели в пабе как друзья или как соседи, или он думает, что я местная шлюха? Как в таком случае поступит интеллектуалка? А хочу ли я вообще приглашать его на кофе? На самом деле в этой ситуации от меня мало что зависело. Я же не могла пригласить его в дом, где полным полно дурно пахнущих подростков, уверена, что прямо у дверей уже стоят их вонючие кроссовки и в доме не продохнуть, так еще они небось перевернули там все вверх дном, хотя всего лишь пару часов назад в доме был относительный порядок. И потом, вероятно, это не вписывается ни в какие моральные нормы – затаскивать в дом джентльмена после первого же свидания, когда в этом самом доме находятся чужие дети. Что эти дети потом расскажут своим родителям? Хотя… такие мелкобуржуазные нравы, наверно, давно уже отжили свой век, и мне пора стать более богемной, раз уж я мечтаю о светском салоне?
Мы подошли к воротам, и я говорю:
– Ну вот мы и пришли! Видишь, как быстро добрались. Ну, я пойду домой, а то там детей полно, наверно, весь дом уже разнесли, надо пойти проверить! Спасибо за прекрасный вечер!
– О да, – в его голосе мне послышались нотки огорчения. – Мне тоже понравилось.
Ох, какие же мы с ним вежливые и приличные. Такие прям все из себя белые и пушистые симпатюлечки. И как, спрашивается, мы перейдем от этих вежливых «спасибо, было прекрасно, ой, да-да, все было просто замечательно» к делу? Может, нам надо быть как голландцы? Они же безо всякого смущения переходят к разговору о сексе, без эвфемизмов и церемоний. Просто говорят: «Засади мне, жеребец!» Хорошо устроились эти голландцы. Но если ты британец, то так не делается, это же просто дурной тон. Как можно говорить о сексе? Подумать только, это же неприлично!
– Ну, увидимся еще! – весело чирикнула я и поспешила по тропинке к дому. Я была уже у двери, когда он окликнул.
– Эллен?
– Да?
– Когда мусор забирают?
Что?! Мусор? Вот даже голландцы до такого не опускаются. И не очень-то высокоинтеллектуально сейчас было. Мусор его интересует. Спрашивал ли поэт Джон Китс писательницу Мэри Шелли про мусор, а?
– Во вторник, – ответила я. – Там у них сложная система сортировки, тебе надо разобраться, какие отходы в какой контейнер складывать и какой мусор когда забирают. Я тебе пришлю инструкцию.
– О, спасибо. Можешь не присылать, просто заходи как-нибудь по случаю. Я могу ужин приготовить. На следующей неделе, например?
Он что, специально про мусор спросил, чтобы под этим предлогом меня потом пригласить к себе на ужин и расчленить? Вот оно, начинают проявляться его низменные наклонности.
– Но тебе же надо все отходы до вторника рассортировать, – настаивала я.
– Да ничего страшного, разберусь как-нибудь. Так как насчет ужина, когда тебя ждать?
Вот же ж черт. А он решительно настроен (не терпится ему, как я погляжу, так и норовит начать убивать).
– Ну, давай в среду?
– Договорились, в среду. Буду ждать!
– Договорились! До среды!
Так, а вот это уже официальное свидание. До среды надо бы успеть ноги побрить. И отыскать свой лифчик пуш-ап. Давненько я его не надевала. Наверняка лежит где-то в глубине шкафа вместе с целыми колготками (ну такие, которые не под брюки, без стрелок и без разводов на мотне). Так, и еще надо бы какую-нибудь умную книжку успеть прочитать.
Среда, 17 апреля
Ужин у Марка был божественный. Накануне я по диагонали пробежалась по той биографии Вордсворта, что Марк рекомендовал, так еще быстренько посмотрела несколько выпусков «Ужасных историй Британии» про георгианскую и викторианскую эпохи, ну, чтобы иметь представление об историческом контексте тех периодов.
Хоть на какое-то время отвлеклась от проблем на работе, там на волне слухов и сплетен о недружественном слиянии и возможном сокращении двое сотрудников сами подали на увольнение, потому что уже подсуетились и нашли работу у наших основных конкурентов. Я и сама подумываю, а не пришло ли время покинуть этот тонущий корабль, не ждать, пока тебя вытолкают взашей. Но какая-то часть моего сознания упрямо твердит: «Не кипишуй, всех не уволят».