Почему мама снова навеселе

Марку я этим не стала докучать, потому что а) самой надоело об этом думать; б) как объяснить весь этот муторный корпоративный бред человеку, который привык обсуждать древность и славное прошлое и к тому же сам уже целый год пишет книгу. Я только Саймону заикнулась про свои опасения насчет работы. Он как раз позвонил мне до ужина, чтобы спросить, откуда забирать Джейн в субботу вечером, и я ему в очередной раз продиктовала адрес Милли, у которой была вечеринка, но Саймон никак не мог запомнить. Узнав про мои траблы на работе, он посочувствовал, но не лез с советами, что мне делать и куда подаваться, что было вообще на него не похоже. Хотя он сказал, что не помешало бы сдуть пыль с резюме, обновить данные, поговорить с рекрутинговыми агентствами и вообще провентилировать, что происходит на рынке труда. Понятно, что никто меня еще не выставил на улицу, но не будет лишним промониторить конъюнктуру рынка.

Меня, однако, несколько насторожило, как он говорил. Он так звучал, как будто бы очень сильно устал. Обычно если он устал, то начинал описывать в деталях, как ужасно он устал, ведь быть занятым и важным – это так утомляет, и никому вообще не понять, насколько уставшим можно быть, такое только Саймону дано. Его интонация меня несколько встревожила и захотелось спросить, что с ним не так, но я вовремя спохватилась и напомнила себе, что теперь Саймон – не моя проблема, это проблема Мариссы. Может, ему нездоровится, тогда ей надо бы уложить его в кроватку и дать «Лемсип» от простуды, а самой сидеть рядом и терпеливо выслушивать его жалобы и ждать, что он там нагуглит по симптомам. Саймон обожает ставить диагнозы самому себе, его любимая игра – «У кого болезней больше». Стоит мне только сказать, что у меня болит горло и мне бы надо принять «Стрепсилс», как Саймон тут же укладывается на диван, драматично хватается за собственное горло и хрипит, что у него-то, наверно, дифтерит. Или еще хуже – полиомиелит. И не исключено, что туберкулез в придачу. Он вечно возмущается, что я не принимаю его опасения за собственную жизнь всерьез, потому что я считаю, что здоровее Саймона на всем белом свете не сыщешь!

Однако ужин был просто великолепен. Марк – прекрасный повар, ему удалось приготовить невероятно изысканную пасту с трюфелями и анчоусами, на его месте Саймон бы удавился, но ни за что не потратился на такой экзотичный гарнир. Марк также тонкий ценитель вин, он угостил меня каким-то невообразимым по сочетанию вкусов эликсиром, налив полный бокал из дорого выглядящей бутылки. Вино было восхитительным, намного лучше, чем привычный мне простой столовый винчик (подозреваю, что ту бутылку, которую мы приволокли в качестве подарка на новоселье, Марк вылил в раковину, поскольку он привык к более изысканным напиткам), и мой неискушенный вкус надо еще ой как долго развивать и рафинировать, чтобы я научилась чувствовать все тончайшие нюансы букета. Мне казалось, что уж на второй бутылке мои вкусовые сосочки раскроются должным образом и я познаю истину в вине, но Марк не собирался открывать еще одну бутылку, а вместо этого заварил кофе, что, конечно же, свидетельствует об утонченности его вкуса, ведь всем известно, что кофе в конце ужина подают в лучших домах и салонах высшего общества, и пусть я буду лежать без сна всю ночь после этого, с раскалывающейся башкой. Искусство требует жертв.

Марк предложил сходить в театр на следующих выходных! Боже, как же это культурно! Колин завалил меня эсэмэсками с вопросами «Ну че? Как? Трахнула ты его уже или нет?». Господи, как прозаично! Ведь Марк не из тех, кто заваливается в постель с первой встречной. Хотя я очень надеюсь, что после похода в театр что-то из разряда этого произойдет. Ну не скорострельный перепих. Что вы, как можно? Марк слишком воспитан для этого. Нежный и романтичный поцелуй может иметь место, очень на это надеюсь.

Май

Пятница, 3 мая

Сегодня я заявилась к Ханне, давненько мы с ней не напивались по пятницам.

Как и договаривались, ровно в 7 вечера я стою у дверей ее дома, звоню. За дверью слышу шум-гам, визги-крики, но дверь никто не открыл. Пришлось обойти дом и зайти через черный ход. На кухне, которая раньше всегда была предметом особой гордости Ханны, образцом чистоты и порядка, творился беспредел. В воздухе пахло чем-то горелым, а если конкретнее, то горелым бананом.

Открываю я духовку и вынимаю обугленный брусок. Крики и визги непрерывно доносятся со второго этажа. Я вышла к лестнице и крикнула наверх: «Ханна? Ты там? У вас все нормально?» В этот самый момент из-за клубов дыма, вырвавшихся из духовки, сработала пожарная сигнализация.

Под визг сигнализации наверху появилась Ханна, она повторяла: «Что за адский ад! Это же адский ад какой-то!»

– Ханна?

– Эллен? А ты что здесь делаешь?

– Ханна, сегодня же пятница. Мы же с тобой договорились устроить пятничную попойку, помнишь?

Я пыталась разогнать чад и дым кухонным полотенцем, нашла кнопку сигнализации и отключила ее к чертям.