Почему мама снова навеселе

– Эдвард! – крикнула. – Нельзя! – я запустила руку в унитаз и выхватила оттуда свое белье. Конечно же то были мои старые, застиранные, с растянутой резинкой бабушкины парашюты, настолько непривлекательные, насколько и удобные. На дне унитаза, однако, лежали мои самые лучшие выходные черные кружевные труселя. Может, отороченное черным кружевом междупопье и выглядит соблазнительно, но они так режут и трут, да еще и поддувает снизу, поэтому я держу такие на самый крайний случай, а вот старые добрые Marks&Spencer’овские репетузы ношу каждый день. Был случай, когда для черных кружевных настал их звездный час, я надела их на свидание с Марком в четверг вечером, на всякий случай, ну а вдруг, но вежливый Марк любезно отклонил приглашение выпить кофе у меня дома, что становится уже традицией, которая меня тревожит и заставляет сомневаться в сути происходящего между нами.

Однако сейчас не время для подобных размышлений, у меня тут унитаз забит и вода льется через край, видать в трубе застряли еще какие-то панталоны. Эдвард получал истинное удовольствие от этой игры и бил ладошками по воде, забрызгивая все вокруг.

– Плюх! Лыбки павают в воде! Тлусики как лыбки! – приговаривал он.

У этого ребенка не только логопедические проблемы, но и психологические! Что у маленького невинного ребенка в голове, если ему кажется, что трусы надо запустить в туалет, потому что они плавают там как рыбки, и вообще, почему он играет с женским бельем? То есть он же, видимо, зашел в мою спальню по дороге в ванную, вытянул мои трусы из стопки чистого (повторяю, чистого!) белья, сложенного у меня на кровати. Слава богу, что белье, с которым он решил поиграть, было выстиранным.

Я схватила Эдварда и попыталась оттащить его от унитаза, но он тоже был не промах и потому ухватился за туалетный ершик.

– Я ловить лыбок! – объявил он и с силой хлопнул ершиком по воде, окатив брызгами с ног до головы нас обоих.

– Нет! Нельзя! Нельзя ловить рыбу в туалете! Туалет грязный! Нельзя здесь играть, Эдвард!

– Лови лыбку!

Он пытался воткнуть ершик мне в глаз.

После непродолжительной потасовки мне удалось отобрать у него ершик (удивительно, какая стальная хватка у этих малышей, особенно когда они держат в руках какой-нибудь недозволенный предмет, пришлось с ним побороться, в результате чего мы оба стали мокрыми и липкими, но я победила).

– Нет, Эдвард! Нельзя! – строго повторила я.

Эдвард был вне себя от ярости.

– Мое! Эллен! Адай! Адай! Эллен!

Чтоб тебе пусто было. Не отдам. Я засунула Эдварда в ванну, но он все равно сумел дотянуться до кнопки слива и нажал ее еще раз. С пугающим урчанием унитаз заглотнул плавающее в нем исподнее, вода с шумом прибывала и переливалась через край.

– Это окиян! – обрадовался Эдвард, он уже позабыл про отнятый ершик и с интересом наблюдал, как в унитазе плещется приливная волна.

– Эдвард! Какой ты непослушный! – с нажимом сказала я, пытаясь удержать Эдварда в ванне, чтобы он не дотянулся до сливного бачка. Он вырывался изо всех сил и вопил:

– Окиян! Хачу! Окиян!

– Стой здесь! – повысила я голос угрожающе. – Стой и не двигайся! Если не будешь слушаться, то я… я… я сожгу телевизор и ты не сможешь смотреть своих «Октонавтов»!

Понятно, что эта угроза была от бессилия, но это единственное, что пришло мне в голову в тот момент, другую угрозу про то, что мама и папа не вернутся за ним и он навсегда останется у меня, была бы негуманной. Не хотелось мне сильно травмировать чужого ребенка, чтобы ему потом кошмары снились всю жизнь, такое в обществе не приветствуется.

Должно быть, вид у меня был суровый, потому что Эдвард осел в ванне, а я высвободила одну руку и запустила ее в унитаз, в самую трубу, где, видно, и образовался засор из трусов. Раньше я так глубоко в трубу на залезала рукой. И больше не хочу туда лазать снова. Могу с уверенностью сказать, что работа сантехником не будет значиться в списке моих потенциально рассматриваемых вакансий на случай безработицы. Шарила я там, шарила и нащупала что-то типа тряпки, потянула и вытянула свои самые большие репетузы, унитаз благодарно заурчал, вода стала уходить. Оглядела я свою миленькую ванную, только в прошлом году был сделан ремонт, она ведь была местом спокойствия и умиротворения для меня в те недолгие минуты, когда там не намывалась Джейн, после которой надо было вычищать слив и вытаскивать клоки волос, или когда там не сидел часами на толчке Питер, который гадит как мамонт, много и долго. Итак. В канализацию уплыло три, а скорее, четыре «лыбки», то бишь четыре пары моих трусов. В ванне сидит один весь до ниточки мокрый ребенок, которому уже надоело сидеть в загоне, он начинает брыкаться, рычать и кидаться на меня. На полу вода, она уже залила кафель и переливается по желобкам в коридор, где намокает ковролин. Я сама мокрая с головы до пят от принятого душа из сливного бака.