Почему мама снова навеселе

– Я любу «Октонавтов», – объявил он сквозь икоту, которая свидетельствовала, что все-таки недавно он бесновался, а то других следов истерики, кроме раскрасневшегося личика, не было. – Сильно любу.

И тут же гневно рявкнул:

– Где шикалатки?! Маи шикалатки?! Где?!

– Кончились, все, нету, Эдвард все съел, – поспешно стала я заверять. Он с подозрением на меня уставился.

– Эллен съела маи шикалатки?

– Да нет же, малыш, ты сам все съел, – заверила я. К счастью, он на это повелся, хоть и подозрительно прищурился и пригрозил «не кушай маи шикалатки», а после вновь залип в мультик, где Большой Энди уже вовсю охотился на динозавров.

Я рухнула в кресло, посмотрела на часы – 12:03. Эдвард находится у меня меньше получаса, а мы уже пережили две истерики, прикончили большущий пакет шоколадок и за ним техническая победа в первом ТВ-раунде – он меня сделал. А ведь мне с ним еще сутки нянчиться. Тут я стала сомневаться в успехе своей новой карьеры в качестве гуру материнства и детства, придется пересмотреть концепцию. Понятно, что легко быть гуру, когда ты над схваткой и наблюдаешь за родителями с их потомством со стороны. Для таких советов не надо лезть в самую гущу событий.

Как только Большой Энди с динозаврами кончился, я тут же выключила телик, а то не дай бог, Мистер Тамбл начнется. Не могу я его видеть с тех самых пор, как выяснила, что на онлайн-форумах многие женщины обсуждают, как бы им хотелось кувыркаться с Мистером Тамблом. Много споров вызывает также его пятнистая сумка.

В этот раз Эдвард без эмоций воспринял конец мультфильма, но когда его взгляд упал на Барри, с мордой зарывшегося в пакет от шоколадок, он подозрительно набрал в легкие воздуха.

– Бобачка скушал маи шикалатки! – закричал он в негодовании.

– Нет, малыш, что ты. Собачка просто лижет пакет. Эдвард кушал, в смысле сам съел все шоколадки, помнишь? Ну-ка, давай пойдем со мной на кухню, поможешь мне готовить вкусный обед.

Эдвард с подозрением уставился на меня, уверенный в том, что обедом я хочу отвлечь его от чего-то важного, но, кажется, он к этому моменту уже и сам проголодался, так что препираться со мной дальше не захотел.

– Окей, – недовольно протянул он.

Ханна предупреждала меня, что Эдвард разборчив в еде, но в душе я была уверена (укротительница я младенцев или нет?), что у меня найдется пара приемчиков, которые заставят его весело уплетать все, что перед ним ни поставь на тарелке. Во-первых, он будет мне помогать готовить обед. Всем известно, когда дети участвуют в приготовлении, они всегда жаждут отведать творение рук своих. Они же понимают, что теперь они взрослые важные персоны, могут сами что-то сделать, к ним прислушиваются, так что естественно, что они съедят все, к чему прикасались своими руками! Ну ладно, допустим, с Джейн и Питером это не прокатывало, они умудрялись испоганить любое блюдо, которое мы пытались готовить вместе, и конечно же, отказывались есть то, куда собственными руками положили брокколи, а кухня после их готовки напоминала свинарник, – а может, я была недостаточно с ними терпелива и настойчива, но сейчас с Эдвардом я буду разговаривать своим особым убаюкивающе-гипнотизирующим голоском, так что он у меня съест все как миленький.

– Итак, милый мой, – начала я. – Мы с тобой приготовим сырные тосты, а? Вкусно? Ням-ням?

– Да, вкусно, ням-ням! – с радостью согласился Эдвард.

Десять минут спустя кухня была в тертом сыре с пола до потолка. Джаджи и Барри, одурев от нечаянной радости, сметали наперегонки весь сыр, что плохо лежал. Мне уже было дурно, как представлю, что после сыра у Джаджи бывает такой густой и тяжелый сырный дух, что в спальне дышать будет нечем.

Пыталась я убедить Эдварда отдать мне терку и не тереть сыр себе на голову, как тут стал подгорать в духовке хлеб. Пока я отвернулась к плите и пыталась вынуть горячий хлеб, Эдвард протер себе вместе с сыром пальчик.

– Ай, вава, – завопил он, показывая окровавленный палец. – Вава! ЭЛ-Л-ЛЕ-Е-ЕН-Н-Н! В-В-ВА-А-АВ-В-ВАВА! Больна-а-а!

– Ох ты ж, господи, милый, не плачь, все хорошо, окей?

– А-А-А! – вопил Эдвард, глядя на маленький порез с ужасом, как будто ему отпилили руку. Нашла пластырь и наклеила на пальчик – он мне попенял, что пластырь плохой, без рисунков, пришлось компенсировать тем, что наклеила еще парочку цветных пластырей, но тут заверещала пожарная сигнализация.

– Ой-й-й, громка-а-а! – заныл Эдвард, пока я размахивала полотенцем в попытке рассеять дым.

Достала обуглившиеся куски хлеба из духовки и начала заново.

Наконец Эдвард и я соорудили пару вкусных сырных тостов. Эдвард не только натер сыр, но и присыпал готовые тосты сырной крошкой, нарезал тосты в виде динозавриков, формочка с которыми осталась еще от Питера.

– Смотри, как вкусно, Эдвард, – воодушевленно сказала я. – Тосты-динозавры. Давай, кушай!

– Неть, – заартачился Эдвард, – не будя! Не любти!

– Но ты же еще не пробовал, зайчик мой. Это же динозаврики! А ну-ка, давай кусай!

– Не. Лю. Бти. Хачу Бутебот. Не хачу динозяблик.