Почему Мангышлак

Посещение мечети Бекет-Ата было нами запланировано, но график наш уже не оставлял времени на нее.

Можно было поехать туда сейчас, переночевать вместе с паломниками, с утра осмотреть достопримечательности и уйти с утра по степи прямиком на Бейнеу. Я слышал, есть такая дорога. Однако мне подумалось вот о чем.

Мы лишь гости на этой безгранично прекрасной земле. Она очень щедра к нам и одаривает нас добротой, теплом и самыми лучшими угощениями. Но у любой хозяйки, каким бы гостеприимным ни было ее жилище, есть в нем такие уголки, куда деликатный гость без приглашения не будет соваться и сам.

К Бекет-Ате едут люди со всего Казахстана. Для них он истинный святой, герой и даже больше, чем герой. Для них он смысл, опора и вера. Скрепа, безо всякого опошления смысла этого слова. Их беды и радости, надежды и чаяния пропитаны самым искренним, самым чистым мыслеустремлением к Великому Святому.

А кто мы? Мы туристы. Мы можем быть церемониально вежливыми, доброжелательными, но мы будем там чужими.

И одно дело приехать ясным днем, смешаться с толпой зевак и осмотреть поверхностным туристским взором исторические места и архитектурные памятники. Ну и прикоснуться краешком души, европейской своей, стяжающей, а не отдающей души, к благодати. Это допустимо. Всяк ведает свой путь к храму.

Другое же дело приехать под ночь (а истинно верующие должны оставаться в Бекет-Ате до полуночи, иначе паломничество не зачтется во всей полноте), когда уже улеглась праздная туристская суета. Зачем вторгаться в чужой, очень хрупкий духовный мир, просто потворствуя собственной блажи? Если мы в беде, в нужде – поломка, бензин, потеря ориентиров, не дай бог какая-то хворь, – а то ведь нет. Мы полны сил, все у нас хорошо.

И мы не поехали в Бекет-Ату. Солнце уже село, но тьма еще не объяла землю. Дополыхивал над Каспием последний наш мангышлакский закат. Угасали порывы. И становилось так хорошо, как бывает лишь тогда, когда в мучительных и долгих поисках верного решения выбираешь самое простое. И катится с плеч камень и тонет в объявшем тебя спокойствии, будто плюхается в хладные каспийские воды раскаленное пустынное солнце. И не раздирается более душа в тщете достичь истины. Ведь решение принято.

До Шетпе мы добрались глубокой ночью. По пути Оксана, было ошалевшая от внезапного появления Герасима и не знавшая, как себя вести, теперь с поистине женским коварством приготовила нам месть за невинную эту интрижку. Убедив, что нет никакого смысла ехать сквозь Жанаозен, а нужно его объехать, она собрала все технологические нефтяные дороги с их жутким покрытием и шлагбаумами КПП.

В Шетпе не горел ни один фонарь. На привокзальной площади на вопрос о гостинице местные таксисты указали на непримечательный дом без вывески. Вскоре, закатив машину во двор, за ворота, мы уже спали в номере, более напоминавшем келью. Три кровати с бельем и занавески на окнах. А более путнику ничего никогда и не было нужно. За прошедшие с зарождения человечества времена путь человека не изменился.

Итого за день 610 км. Всего 4930 км.

День 11

Явление послания

Никто из нас не понял, как уснул. Легли мы поздно, а поднялись рано. Дом был взбудоражен, оживлен, наполнен звуками и голосами. На нашем этаже хлопали двери, скрипели половицы, раздавался топот. Этажом ниже звенела посуда и слышались голоса.

Ночью гостиница ничем не выдавала своего полного заселения и казалась пустой и покинутой – и вот поди ж ты…

Делать нам здесь было больше нечего, и мы, наскоро умывшись, поспешили к машине.

Спустившись на первый этаж в поисках человека, который отпер бы нам ворота, я удивился еще больше. Гостиница просто кишела народом. Некое подобие столовой было наполнено женщинами с детьми, стариками, кучками сидящих мужчин. Здесь почти не было столов, все сидели на застеленном коврами полу, однако было какое-то подобие столовской раздачи и виднелась кухня. В ней колдовали над огромными чанами поварихи.

За пределами столовой тоже было многолюдно. Разгуливали по коридору мамаши с маленькими детьми. Прислонившись к стенам, что-то бормотали, закатив глаза, покрытые слоистыми морщинами, будто ствол саксаула, старые казахи. Не было ни одного европейского лица.

И меня осенило. Это караван-сарай. Странноприимный дом для паломников. Ночью на станцию прибыл поезд, и они заселились сюда до утра, чтобы затем разъехаться кто куда – в Султан-Эпе, Шекпак-Ату или Бекет-Ату. Во все те места, куда мы так и не попали.

Теперь была понятна и их сосредоточенная немногословность, которую человеку постороннему легко принять за хмурость, и их одномоментное пробуждение, и простая, и обыденная, как казарменный уклад, жизнедеятельность. Это были богомольцы, совершающие свое путешествие не из праздности, как мы, а гонимые ли нуждой, движимые ли духом, но в точности знающие, в чем их цель и почему они здесь. Это были путники.