Почему Мангышлак

У нас на Урале это абсолютно нормально – оказаться в выходные где-нибудь в радиусе 500–600 км от дома. Охота к перемене мест, приисканию нового, освоению всего недоступного и скрытого у нас врожденная. Быть может, это кипит в нас медная кровь чуди? Впрочем, чья бы ни текла в наших жилах кровь, мы, уральцы, люди собственные и себе на уме.

Чтобы забрать Лилю вовремя, нужно было серьезно скорректировать планы.

Изначально, на чем бы мы ни остановили свой выбор – на хребте Карамурунтау или на медных полях Каргалы, ночевку мы планировали в месте, называемом Мурадымовское ущелье. Для этого нам предстояло уйти с федеральной трассы на отворот к райцентру с нежным названием Мраково. И уже от Мраково по грунтовке добраться до ущелья.

Несмотря на грозное название, Мурадымовское ущелье место до изумления приветливое. Здесь река Большой Ик, приток Урала, проточила в толщах девона и карбона красивейшие каньоны с отвесными стометровыми стенами. Здесь множество пещер с наскальными неолитическими рисунками, ажурными натеками кальцита и колониями летучих мышей, обилие прогулочных пеших и конных троп. Здесь воздух напоен до густоты варенья запахами цветущих башкирских медоносов, а небеса такие синие, какими они могут быть только в одном месте на земле – в Башкирии, благодатнейшей, привольнейшей и добрейшей из всех уральских, а то и всех северных земель.

И хотя от Мурадымовского ущелья до Уфы было больше трехсот километров, мы прикинули, что, если встанем пораньше, успеем доехать до Уфы еще до полудня. И с чистой совестью велели Оксане держать путь на Мраково.

От Татарской Каргалы, бывшей пугачевской ставки, дорога перешла в затяжной подъем. Этого можно было не чувствовать – взгорки сменялись спусками, поворот поворотом, вроде бы вокруг была просто всхолмленная местность, но внутренний альтиметр, что есть у всякого бродяжьего уральца, не врал. Мы медленно, неуклонно набирали высоту, держась в траверсе Уральского хребта по направлению к северу.

Местность вокруг тоже менялась, неуклонно становясь все более лесостепной. И пускай пока преобладали широколиственные деревья, но они уже вымахивали на высоту в десяток-другой метров, что после степей и пустынь казалось просто невероятным.

Как невероятной казалось и повсеместная зелень. Деревья и кустарники, рощи и лесопосадки, пошедшие уже по загривкам холмов хвойные перелески и успевшие взойти за те без малого две недели, что нас не было, озимые – все это перло, било в глаза в заходящем солнце своим зеленым, малахитовым, изумрудным цветом, будто разлили вокруг антисептик бриллиантин. Жизнь рождалась у нас на глазах!

Это нескончаемая услада для взора, и при виде всего этого изобилия нескончаемой же радостью полнились сердца. Это было ни с чем не сравнимое чувство приближения родины, и если человек испытывал хоть раз в жизни подобное чувство, то только тогда он может называться путником.

Явление причины

Ехать среди этого изобилия было таким счастьем и такой радостью, и нас так захватило это чувство, что, когда мы спохватились, поворачивать назад было уже поздно.

Находясь в плену впечатлений, мы не обратили внимание на лукавую Оксанину реплику: «Маршрут перестроен».

Мы проезжали участок с дорожными работами и сделали небольшой съезд. К нему мы и отнесли перестройку маршрута. Однако у Оксаны на этот счет были свои соображения. И она, ничтоже сумняшеся, повела нас во Мраково. Однако не во Мраково Кугарчинского района, куда нам было надо, а во Мраково Гафурийского района. Куда, видимо, не терпелось попасть сумрачной Оксаниной душе.

Исправлять ошибку и поворачивать назад означало блуждать в прямом и переносном смысле во мраке. И мы перестроили маршрут. Ну а кто не перестраивал маршрут, тот не путник. А всякий путник немножко Оксана.

Впрочем, в этот раз мы Оксану понимали. То Мраково, которое было нужно нам, находится в бассейне реки Урал. Воды от него стекают в Каспий по тому пути, встречь которому мы сейчас ехали. А Мраково гафурийское, куда рвалась Оксана, находится в бассейне реки Белой – притока Камы. И эти воды несутся к родине.

И нам вдруг стало предельно ясно, почему же мы выбрали такую дорогу. Почему мы поехали на Каспий через Астрахань, когда все умные и логично мыслящие люди ездят через Оренбург. Мы поехали, не понимая этого, интуитивно, тем самым путем, каким наши воды достигают Каспийского моря. Кама впадает в Волгу. Волга впадает в Каспийское море. И мы, естественно, так, как течет вода, тоже совершили свой сток.

Не могу удержаться, чтобы не рассказать всем давно известный гидрографический анекдот про то, что в Каспий впадает не Волга, а Вишера. Но сначала предыстория.

В 2016 году я стоял в компании жены и нескольких таких же шальных друзей в самой северной точке Пермского края, у подножия горы Саклаим-Сори-Чахль, у истока реки Вишеры – ручья Пазарья.