Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Во Флоренции высший класс города состоял из нескольких сотен линьяжей. Чем старше была семья, тем обычно больше ячеек она в себя включала. Например, большая семья Ручеллаи во Флоренции насчитывала в 1427 г. 26 домохозяйств{1049}, Медичи – 31, Строцци – 28{1050}. В рамках таких группировок формировались экономические связи, когда патроны поддерживали своих клиентов и надеялись на ответные услуги с их стороны. «Именно наличие клиентелы лежит в основе политических побед многих знатных семейств в тосканских городах XIV–XV веков»{1051}.

Например, порядка 90 % людей, связанных с Медичи экономически, стали активными сторонниками их «партии». Новые коммерческие отношения не только не противоречили старой олигархической структуре городов, а, наоборот, встраивали их в формирующуюся рыночную среду{1052}. «Господа участвовали в жизни бедных соседей во многих случаях и в разные моменты жизни: у купцов, близких к их домам, они запасались вином и дровами; у них же заказывали штуки полотна, покупали сукно, кожи и меха; они держали их сыновей над крещальными купелями, выступали свидетелями у нотариев при заключении договоров; они становились гарантами последних и даже предоставляли поручительство, когда торговцам это нужно. Без этого их престиж и политические перспективы могли оказаться под угрозой»{1053}. Богатые патроны могли оказывать помощь своим клиентам при уплате налогов, особенно в те моменты, когда фискальное бремя значительно увеличивалось{1054}. Конечно, современные мафиозные группировки сильно отличаются от городских группировок ренессансной эпохи, но общий механизм взаимодействия «крестных отцов» со своими «чадами» остался неизменным на протяжении долгих веков.

Наконец следует отметить, что над семьями вырастали еще более мощные организации, такие как цеха и гильдии, ремесленные и религиозные братства, молодежные группировки, сообщества подмастерьев{1055}. В них связь между отдельными членами была слабее, чем в ячейках, непосредственно скрепленных кровным родством, но все же в определенных ситуациях гильдии и братства оказывали поддержку своим членам, предотвращая возможные конфликты. В общем, трудно говорить о том, что ренессансный город был городом индивидуализма и свободной личности. Индивидуализм и творчество оставались уделом немногих, тогда как основная масса населения сковывалась между собой сложной системой социальных «скреп», без которой не мог существовать ни патрон, ни клиент.

Семейно-родственные и патрон-клиентские отношения в сочетании с постепенно слабеющими церковными установками, а также нарождающимися нормами цеховой жизни и коммунальной демократии создавали шаткий каркас для укрепления общества, разрываемого страстями. Но разрешить проблему в целом эти механизмы не могли. Чем крупнее становились ячейки ренессансного города, тем более разрушительным мог оказаться возникавший между ними конфликт. А уж если страсть, не контролируемая разумом, «сочетается с властностью, – а у государей именно так оно и было, – все это проявляется с двойной силой»{1056}.

Проблема смирения страстей, естественно, не была порождена Ренессансом. Христианство все время со страстями боролось. Например, Фома Аквинский писал о необходимости согласования страстей с разумом{1057}. Но со сменой эпох формы борьбы радикальным образом трансформировались.

Средневековье, скорее всего, не требовало больших размышлений на данную тему. Тот, кто смирял себя радикально, уходил в монастырь и, замкнувшись от мира, переставал писать для необразованных мирян. А тот, кто оставался в миру, был объектом авторитарного воздействия со стороны церкви, безапелляционно объяснявшей широким массам, как следует себя вести. Те могли слушаться (и становиться праведниками) или не слушаться (и становиться грешниками), но в любом случае эти средневековые люди не сильно напрягали мозги. А вот ренессансный город, где было много богатых, грамотных и в то же время разрываемых страстями людей, мозги напрягал. Более того, большие деньги могли даже вступать в противоречие с большими семьями. Власть денег способна была заменять власть рода.

Деньги предоставляли сильной и при этом охваченной разнообразными страстями ренессансной личности возможность для формирования альтернативного родовому механизма аккумулирования силы. Деньги привлекали клиентов, способных в нужный момент превратиться в боевиков. На деньги можно было формировать наемные отряды. Деньги позволяли лучше вооружиться и лучше укрепиться в городе. Если большой род становился сильным только в случае всеобщего согласия или при безусловном подчинении младших его членов старшим, то богатый человек способен был при необходимости стать достаточно сильным даже без согласия своего рода. Это повышало неопределенность ситуации и усиливало вероятность конфликтов, несмотря ни на какие рациональные формы их предотвращения.