Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Итальянский либеллярий представлял собой арендатора земли. Однако это была совсем не та аренда, которая характерна для современного рыночного общества, где четко известно, кто собственник, а кто лишь пользователь имущества. Сгон арендатора с земли запрещался договором и, судя по свидетельству целого ряда источников, был трудно осуществим на практике. Поэтому, если человек являлся наследственным держателем, он приобретал довольно прочные права на свой участок даже не будучи собственником. По-видимому, либеллярии часто считали арендованные земли своими, и приходилось специально оговаривать в документах, что это не так. Либеллярии не становились собственниками. В городских статутах Сиены и Вольтерры специальные параграфы рассматривали случаи, когда либеллярий имел в держании землю более 30 лет, но тем не менее не признавался собственником, хотя по римскому праву человек становился собственником всякого имущества, которым владел так долго. В разных случаях и в разных регионах конкретное соотношение прав собственника и держателя зависело от их социального положения{352}.

Средневековые юристы становились в тупик и не знали, как объяснить ситуацию прочного наследственного землевладения крестьян с точки зрения римского права и его учения о собственности{353}. Современный английский автор высказался прямо: «В Англии нет понятия "абсолютная собственность" (ownership), только земли, входящие в домен короны, могут быть так определены, но любое частное лицо выступает держателем от короны непосредственно или опосредованно»{354}. Марк Блок вообще вопрос о собственности в этой связи предпочитал снимать. Он отмечал, что «практически в течение долгих столетий все судебные процессы, связанные с господством над землей или с приносимыми ею доходами, рассматривали вопрос не собственности, а saisine (то есть владения, защищаемого и узаконенного традицией)»{355}. Об этом же говорил и Гуревич: «Понятия "власть", "присвоение", "владение" подходят к этим отношениям (феодала с крестьянином. – Д. Т.) гораздо больше, чем понятия "полная" или "частная собственность", "верховная собственность", "монополия на землю"»{356}[44]. Данное мнение разделял и английский социолог Майкл Манн{357}.

Российский историк Андрей Касатов, посвятивший сейзине (saisine) целую монографию, разъясняет вопрос конкретнее: «Собственность как нечто абсолютное можно представить только в контексте судебного спора, когда существует только одно лицо, которому можно присудить вещь со всей совокупностью прав на нее. Разумеется, в условиях феодальной Европы такое вряд ли было возможно безусловно, но если иметь в виду фактическую власть над имуществом и извлечение ренты, а не феодальные службы и платежи, то система работала именно так. ‹…› Напротив, рассматривая собственность как определенный набор конкретных полномочий, надо признать, что абсолютная собственность в том виде, как ее пытались представить романисты и цивилисты прошлых лет, такая же фикция, как теория двух собственностей в учебниках римского права»{358}.

Таким образом, частная собственность в Средние века – такая же фикция, как «правовая цивилизация». Европейским странам пришлось пройти долгий и трудный путь для того, чтобы сформировалась в конечном счете та собственность, которая делает эффективной рыночную экономику. Причем речь здесь идет не только о земле. Условной в Средние века была любая собственность. Государь изымал у «частника» любое имущество, вне зависимости от того, кто им владел, если считал это целесообразным и имел для этого достаточную силу.

«Прихватизация» собственности

Существовало три основных типа конфискаций. Первым и самым массовым являлось изъятие собственности у политических противников или у нарушителей закона, трактуемого исключительно так, как удобно правителям. Поскольку в Средние века конфликты между монархами и церковью, между придворными группировками, между сеньорами и вассалами, между отдельными землевладельцами, а также между соперничающими городскими кланами были обычным делом, конфискация имущества проигравшей стороны становилась не исключением из правила, а скорее правилом. Никто не формировал долгосрочные планы экономического развития без учета того, что в любой момент собственность можно было потерять из-за неблагоприятной политической конъюнктуры.