Надеюсь, из этой главы очевидно, что символические системы левого и правого универсальны для человеческих культур и что в их основе лежат одновременно и физиологические различия между двумя сторонами тела и давление общества. В значительной мере их специфическая природа обязана склонности человеческого разума воспринимать в символических терминах то, что нельзя постичь иначе. Поскольку в первой главе этой книги речь шла о кажущихся «жесткими» биологических и физических вопросах – о расположении органов тела, вариантах устройства мозга и химических веществах, из которых построены наши тела, то эта глава, посвященная явно «мягкой» теме символических систем, может вызвать у читателя некоторое удивление. Но не стоит упускать из виду тот факт, что даже в самых жестких науках (а мое употребление слов «жесткий» и «мягкий» само по себе глубоко символично) ученым необходимо давать названия наблюдаемым феноменам, и эти названия неизбежно обретают символические обертоны, влияющие на способы их осмысления. Тысячи научно-популярных статей рассказывают нам, что «вселенная – левша»; есть и более прямые фразы вроде «бог – слабый левша» (слова Вольфганга Паули) – все это показывает, что символизм всегда будет присутствовать в науке, которой занимаются люди[64]
.На протяжении этой главы мы принимали как должное, что термины «левое» и «правое» обладают ясным и бесспорным значением. Это допущение, однако, не столь очевидно, как может показаться, о чем и пойдет речь в следующей главе.
3. На левом берегу
В 1869 году Томас Генри Гексли (рис. 3.1), получивший прозвище Бульдог Дарвина за яростную защиту теории эволюции на собрании Британской ассоциации в Оксфорде, где он словесно сокрушил епископа Оксфордского, вновь ввязался в схватку, в которой даже его талантов оказалось недостаточно. Гексли был не только яростным спорщиком и одаренным педантичным ученым, но так же, как и его современники Рескин, Тинделл и Уильям Моррис, искренне верил в пользу образования, особенно для рабочего класса Британии, и в настоятельную необходимость популяризации науки – говоря его собственными словами, в необходимость «низвести науку с небес»[65]
.Когда в 1869 году его попросили прочитать цикл из двенадцати лекций в Лондонском Институте, Гексли с готовностью согласился. Хотя на это понадобилось девять лет, в конце концов их содержание было опубликовано в виде книги под названием «Физиография» (
Гексли читал свои лекции в Лондоне, и первые строки книги открываются описанием сердца города, который тогда был столицей величайшей империи, которую когда-либо видел мир, и одним из интеллектуальных центров планеты.
Нет в мире места более известного, чем Лондон, и нет в Лондоне ничего более известного, чем Лондонский мост. Пусть читатель представит, что он стоит на этом мосту и, не обращая внимания на уличную суету, смотрит вниз на текущую реку. Не слишком важно, на какой стороне ему выпал случай стоять, смотрит ли он вверх по течению реки или вниз, поверх моста или под мост. В любом случае он почувствует себя в присутствии величественного потока, который в самой широкой части достигает почти одной шестой мили от берега до берега. Количество воды под Лондонским мостом, однако, значительно меняется в разное время года и даже в разные часы одного дня.
Рис. 3.1.
Томас Гексли в 1893 году в возрасте 68 лет. На коленях у него сидит юный Джулиан Гексли, который позже занимался эмбриологическими исследованиями стороны сердцаНа этом простом, локальном основании Гексли выстраивает целое здание. Книга, которая сегодня читается так же хорошо, как и 130 лет назад, когда она была написана, все еще остается шедевром научно-популярной прозы и действительно может считаться одним из краеугольных камней жанра.
Однако наш интерес к этой книге вызван другой причиной. После полудюжины глав Гексли обращается, казалось бы, не к самому увлекательному вопросу о способах географического описания рек. Несмотря на всю банальность предмета, слова его звенят почти мильтоновским слогом.