Почему тело дает сбой. Как ежедневные привычки могут незаметно нас убивать

Наличие у иммунной системы своего особого языка не является какой-то новой идеей. Термин «иммунная система» впервые ввел в 1967 году датский иммунолог Нильс Ерне. Он же провел параллели между аминокислотной последовательностью соединительного участка антитела и последовательностью слов в предложении в статье 1985 года под названием «Генеративная грамматика иммунной системы». В 1984 году три иммунолога, вдохновленные книгой Умберто Эко «Теория семиотики», решили использовать семиотику в своих иммунологических исследованиях. Они организовали конференцию по «иммуносемиотике», на которой присутствовал сам Эко.

«Иммунологи вынуждены использовать необычные выражения для описания своих наблюдений, – заметил на конференции семиотик Туре фон Икскюль. – Такие выражения, как “память”, “распознавание”, “интерпретация”, “индивидуальность”, “чтение”, “внутреннее представление”, “свой”, “чужеродный”, неизвестны в физике или химии. У атомов и молекул нет своего “я”, памяти, индивидуальности или внутреннего представления. Они не способны читать, распознавать или интерпретировать что-либо, и их также нельзя убить».

Одно и то же слово может относиться к нескольким различным продуктам питания и иметь различные значения в зависимости от контекста, в котором оно интерпретируется. Например, «насыщенный жир» может обозначать множество продуктов, включая мраморную говядину, постную курицу, лосось, кокосовые орехи и даже грудное молоко. Контекст, в котором потребляется насыщенный жир, еще больше меняет значение: для фермера, живущего в основном на зелени и бобовых, это редкая новинка, которую терпит иммунная система. Для голодного младенца насыщенный жир – это пропитание. У ребенка же со Среднего Запада, поглощающего на обед очищенные углеводы с сахаром, насыщенные жиры разжигают воспалительный огонь.

В детстве моя тарелка часто была наполнена западными продуктами, многие из которых были далеки от их цельных форм. Я выросла в небольшом городке Вальпараисо в штате Индиана. Местные называли его просто Вальпо. Он расположен в американской глубинке в получасе езды от Гэри, печально известного города сталелитейных заводов и группы Jackson 5. Вальпо раскинулся на ровной местности посреди бесконечных кукурузных полей. Один кинотеатр, государственная библиотека, несколько магазинов и ресторанов в центре города – вот и весь наш досуг. Через город проходят три железные дороги и четыре шоссе. Он стоит на тропе коренных американцев Саук, некогда конной дороги, по которой часто ходили охотники и торговцы.

Подобно многим другим городам Среднего Запада, жизнь которых изначально определялась ныне угасшей промышленностью, Вальпо был незнаком большинству жителей страны, в отличие от продуктов, которые здесь потребляли. В детстве я каждый день обедала в школьной столовой: прямоугольные куски пиццы с томатным соусом и моцареллой на бледном тесте, картофель фри, жареное куриное филе в мягкой булочке, которая крошилась от прикосновения, а еще шоколадное или клубничное молоко. На каникулах я объедалась в кафе быстрого питания, поглощая огромные порции густых молочных коктейлей, после которых есть не хотелось целую вечность. Я была привередливой в еде и маленькой для своего возраста, так что родители оставили попытки ограничить меня в еде. Тогда телефоны и интернет еще не были повсеместно распространены. Я часами напролет бродила по сонному городку, изолированному от остального мира. Я мало знала о том, откуда бралась еда на моей тарелке, и уж тем более о ее влиянии на здоровье. Да и узнать об этом мне было особо негде.