Почему у Грузии получилось

Каха Бендукидзе рассказывает: «Я попросил руководителя администрации президента [Ираклия Чубинишвили] посоветовать человека, который точно не будет договариваться за моей спиной. Ираклий связал меня со своим приятелем, который занимался бизнесом вместе с братом – телефоны продавал. Пришел очень приличный парень, врач по образованию, понравился, я его оформил своим советником».

Это был Шалва Кочладзе. Врачом он никогда не работал, а вот второе образование в сфере бизнеса, полученное в Австрии, пригодилось. Еще до революции Кочладзе был региональным директором по Закавказью в нескольких крупных корпорациях. Продажи – это действительно его конек. Став своего рода проект-менеджером процесса приватизации, Шалва приступил к поиску инвесторов для первого объекта. Спустя некоторое время ему позвонил его давний знакомый Бадри Патаркацишвили[61].

«В первый раз Бадри предложил 150 тысяч лари[62]. Я ему говорю, увы, Бадри, хоть мы старые знакомые, но вынужден тебе отказать. Мы будем продавать гостиницу на аукционе, и стартовая цена будет 3 миллиона долларов. Тогда он позвонил недели через две, говорит, я знаю, она того не стоит, но я куплю ее за 500 тысяч лари[63]. Бадри услышал ровно тот же ответ, а я продолжал поиски потенциальных участников аукциона», – вспоминает Шалва Кочладзе. Была устроена презентация для международных финансовых организаций и коммерческих банков. Здание гостиницы обвязали большой красной лентой с бантом сверху, повесили табличку «SALE», развесили фотографии других гостиниц, выставленных на торги.

Бендукидзе рассказывает:

До начала пресс-конференции, где уже должны были обсуждаться содержательные вопросы, премьер предложил выпить кофе с бизнесменами.

Заходим мы в номер, стол накрыт, кофе, пирожные, – а там, помимо премьера, председатель правительства Аджарии, министр экономики и финансов Аджарии, Патаркацишвили и еще несколько грузинских бизнесменов.

Премьер спрашивает меня: «За сколько примерно будете продавать?» Я ему: «В принципе, она 5 миллионов долларов стоит, но продастся за 3».

Глава правительства Аджарии спрашивает: «Как, мы за деньги ее будем продавать? А как же обязательства инвестировать?» Я говорю: «Если ее за 3 миллиона кто-то купит (а она за год не то что 10, даже 2 процентов этой суммы принести не может), то владелец, конечно, будет в нее инвестировать или продаст ее».

И тут Бадри говорит премьеру: «Зураб, я думаю, это катастрофа. То, что мы сейчас услышали, означает, что вы хотите забрать деньги у бизнесменов. Вместо того чтобы способствовать новому строительству и развитию, вы хотите убить бизнес! Отель надо передать грузинским бизнесменам, мы договоримся кому, сами найдем инвесторов, и, конечно, там ни о каких 3 миллионах долларов речи не может быть – 300 тысяч лари[64]».

Тогда я говорю: «Если вы хотите без меня что-то сделать, делайте без меня все, что угодно. Мы же будем продавать на аукционе».

Между тем это был первый аукцион. Если бы он не состоялся, сложилось бы впечатление, что приватизация не работает. «Бадри делал все, чтобы наша затея провалилась. Он сказал всем грузинским бизнесменам, что не надо ажиотаж устраивать, пусть все это рухнет, и тогда с правительством можно будет договориться и поделить все по-братски», – продолжает Бендукидзе.

Кочладзе нашел бизнесмена из Сибири, который, как выяснилось, вырос в доме рядом с этой гостиницей и застал ее лучшие времена. «Для него это было как купить Кремль или собор Василия Блаженного. Мы с этим бизнесменом по телефону пообщались, он отправил брата, который живет в Батуми, заключать сделку от своего имени. Местные бизнесмены как-то не проявляли заинтересованности, считая цену завышенной», – рассказывает он.