"Почему?" в концертном зале

Совсем недавно ученые-психологи сделали любопытное открытие, которое объясняет, почему большая масса слушателей охотнее всего обращается к музыке песенной и танцевальной. Оказывается, слушая мелодию, мы как бы мысленно опережаем ее, продолжаем ее звучание, разумеется, в уме. А если мы угадываем ее продолжение, мы испытываем чувство удовлетворения, удовольствия. Но если мелодия сложна и мы не можем предсказать ее хода, нам «неудобно», мы не хотим идти позади музыки, едва поспевая за ней. В привычных нам песенных и танцевальных мелодиях мы легко находим продолжение, а после нескольких прослушиваний (благо они часто повторяются) уже знаем наизусть. И каждая новая встреча с хорошо знакомым произведением (если оно нам, конечно, нравится) доставляет нам радость. Мы предвкушаем встречу со знакомыми мелодическими оборотами, ритмами, музыка для нас «ожиданна».

Ну а если музыка сложная и незнакомая? Так и будет она нас отталкивать своей сложностью всю жизнь?

А почему бы нам не попытаться сделать ее знакомой? Тогда и ее мелодия ляжет нам на слух, мы сумеем оценить ее необычность, непохожесть на другие мелодии и ощутим радость оттого, что наш слух «справляется» с такой сложной музыкой, как сильный человек ощущает радость от своей силы.

Но как сделать сложную музыку своей доброй знакомой? Неужели каждый раз по многу часов слушать одно и то же?

Нет, знакомство с музыкой происходит не по правилам арифметики. И совсем не нужно умножать каждое музыкальное произведение на количество часов для его прослушивания. Представим себе, что мы учимся рисовать. После усердных занятий мы научились рисовать с натуры человеческий портрет. Вот она, первая наша удачная работа. Теперь нам предстоит нарисовать еще один портрет. Значит ли это, что нам нужно все начинать с самого начала и идти в первый класс нашей художественной школы. Нет, конечно, ко второму нашему портрету мы придем не столь долгим путем, как к первому. И даже есть надежда, что он у нас получится лучше, чем предыдущий. Ведь у нас теперь есть умение, опыт...

Нечто похожее происходит и с музыкальным слушателем. Поняв и почувствовав по-настоящему одно произведение, легче постигнешь следующее. Изучив творчество двух композиторов, приблизишься к пониманию третьего.

Звучащие по радио песенные мелодии приучили наш слух к простым мелодическим оборотам. Мы хорошо ориентируемся в мире песни. И если вдруг, скажем, зазвучат прекрасные песни Франца Шуберта, то даже неискушенный слушатель воскликнет: «Неужели это и есть классическая серьезная музыка? Ведь она так проста и понятна. Я и не знал, что так хорошо могу понять классику». И знаменитый «Вальс-фантазия» Глинки очарует нас своей мелодией, которую легко воспримет любой слушатель. Но ведь мелодии классической музыки не исчерпываются лишь песенными и танцевальными. Существуют еще и мелодии инструментальные, которые подсказаны музыкантам возможностями музыкальных инструментов. Они сложнее песенных, и мы должны приучить слух к их неожиданным интонациям, поворотам, скачкам, сделать их своими знакомыми. И тогда мы будем ориентироваться в мире мелодий значительно свободней. И не только радоваться тому, что угадали продолжение мелодии, но и восхищаться неожиданными мелодическими находками композитора, ибо опытный музыкальный слушатель тем и отличается от начинающего, что ожидает неожиданность.

Ожидаемая неожиданность! Это вторая сторона той медали, которую выдали ученые-психологи человеку за его умение предвосхищать мелодию: с одной стороны — уметь предугадать мелодию, с другой — уметь оценить ее внезапность, необычный мелодический ход.

В 1939 году в журнал «Пионер» пришло письмо от одного школьника. Он опрашивал, «может ли наступить момент в развитии музыки, когда иссякнут все мелодии, все певучие сочетания нот?».

Ответил ему композитор Сергей Сергеевич Прокофьев. С помощью несложного математического расчета композитор показал, что только из восьми звуков различной высоты (а у рояля, скажем, их намного больше — восемьдесят шесть) можно с помощью перестановок, изменений ритма, гармонии, аккомпанемента создать просто астрономическое количество вариантов мелодий. И в ближайшие несколько тысяч лет об угрозе неизбежного повторения одних и тех же мелодий можно не думать.

Но при том, что есть миллиарды непохожих вариантов мелодий, мы замечаем, что у каждого крупного композитора есть похожие мелодии. Почему-то у каждого композитора есть свои излюбленные интонации, свои излюбленные мелодические ходы. И мы узнаем по ним музыку Чайковского, Шуберта, Мусоргского, Грига, Равеля, Моцарта, Баха... Может быть, в творчестве каждого из них наступил момент, когда их фантазия стала иссякать? Ведь они очень много сочиняли, и вот стали повторять себя?