Никак не годился А. Герцен в союзники, а тем более в единомышленники «Русской партии» 1960-х – 1970-х. Герцен был не только противником крепостничества, но и нашего, специфически русского поглощения личности государством, противником нашего традиционного противопоставления ценности государства ценности человеческой жизни. А. Герцен, как мы видим, исповедовал ценности европейского гуманизма, которые на самом деле были чужды идеологам русской партии. Да, его, Герцена, как и всех русских литераторов, раздражало мещанское погружение в заботы повседневности. Правда, в этом раздражении было много от барского, от барина, который всегда рядом с собой имел много слуг. Но справедливости ради надо сказать, что, в отличие от других славянофилов и особенно от идеологов «Русской партии», Герцен усмотрел на Западе многое, помимо «мещанства», которого, как считал тот же Сергей Булгаков, на самом деле и «нам не занимать у Запада». Я бы не отнес Герцена к тем апологетам духа народного, «недр народного опыта», которые, как писал Сергей Булгаков, «даже предпочитали жить на Западе для возгревания духа народного, дабы запастись там всякими доказательствами от противного, живописать были и небылицы о русском народе, о русском социализме или о русском Христе, смотря по предрасположению. Ведь чего же греха таить: и Тютчев приятней чувствовал себя в Мюнхенском посольстве, нежели в „краю родном долготерпенья“, „в местах немилых, хотя и родных“»[45]
.По крайней мере, А. Герцена нельзя обвинить в идеализации русской бедности, в вере в духовные преимущества невежественной, неграмотной русской народной массы над образованной Европой, погруженной в повседневность бюргерской жизни. Как видно из приведенных выше выдержек из «С того берега» Герцена, он прекрасно понимал, что рабство неграмотного русского человека вряд ли в состоянии обогатить нацию «прорывами духа». По отношению к ценностям свободы, ценностям образования, ценностям человеческого достоинства А. Герцен не был не только союзником, но и заклятым врагом идеологии «Русской партии». Как я уже обращал внимание, к примеру, для Виктора Чалмаева сталинское крепостное право, насильственное прикрепление советского крестьянина к колхозу куда более привлекательно, якобы более полезно для духовного здоровья русской нации, чем жизнь горожанина, имеющего вместе с паспортом право выбора, право распоряжаться своей судьбой. И надо видеть: восстание против традиционного русского обожествления бедности, «русской жизни при минимуме материальных благ», характерное не только для «Русской партии», но и для нынешнего «крымнашевского» патриотизма, начинается не с «Вех», а именно с Александра Герцена. Здесь важна мысль Александра Герцена, что уважение к «материальной силе», характерное для Европы, не мешает уважению к «нравственной силе». Так что уже у Герцена есть главная мысль «Вех», направленная против русофильского прославления бедности и невежества народных масс. Уже у Герцена есть идея Семена Франка, что «чтобы созидать богатство, нужно любить его». Понятие богатства включает у «веховцев» не только духовные блага, но и «материальные». И, как считали «веховцы», не может быть духовного богатства без материальной обеспеченности. Конечно, писал тот же Семен Франк, «материальная обеспеченность лишь спутник и символический показатель духовной мощи и духовной производительности»[46]
.