Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Правда, Карл Маркс борется с частной собственностью не до конца. Свою главную собственность – учение о революциях как «локомотивах истории», – он себе оставляет, навечно связав это учение со своим именем. Главное, что стоит за чувством собственности, а именно связь предмета с его собственником, что греет человеческое самолюбие, Карл Маркс оставляет. Но связь личности с его открытием, с результатом его творчества несет в себе куда более жесткое собственничество, куда более жесткий эгоизм, чем связь человека с предметом, домом, коровой. И трудно сказать, чего было больше в душе и Карла Маркса, и тех же вождей Октября – Ленина и Троцкого: или жажды преодоления эксплуатации человека человеком, или не всегда осознаваемой жажды присвоить себе в собственность историческое событие, создать нечто такое, чего раньше никогда не было в истории человечества. Не знаю ответа на этот вопрос. Но, по крайней мере, Лев Троцкий в своей «Истории русской революции» на каждой странице брызжет самодовольством, брызжет гордостью, что именно он на самом деле сотворил Октябрь, что он оказался умнее откровенного дурака Керенского, «великой посредственности» Сталина и, самое главное, умнее лидеров «белого движения», умнее царских генералов, у которых, как он говорил о Корнилове, было «львиное сердце», но тем не менее – «бычьи головы».

Грандиозность революций, наверное, состоит в том, что они дают их вождям желательные «грандиозные» возможности для удовлетворения их безбрежного самолюбия, для удовлетворения характерной для них жажды крови. Великий обман революции состоит не только в том, что они, эти революции, никогда не несут никаких благ простым людям, но и в том, что за ними ничего морального, «братского», коллективистского не стоит. По крайней мере, у нас в России после Октября миллионы и миллионы людей погибли зазря. Зато памятники Ленину и Карлу Марксу были установлены по всей России, даже в самом маленьком городишке.

Ни о какой свободе совести, свободе выбора как праве на сомнение, на личную инициативу, в «грандиозном» идеале коммунизма не шла речь, ибо, как нас учили в вузах в советское время, свобода есть всего лишь осознанная необходимость, свобода действовать в соответствии с непреложными законами истории, которые нам открыл Карл Маркс в своем «научном социализме».

За грандиозным проектом переустройства мира стояло не просто оправдание убийства людей по сословному признаку, но и откровенная жажда крови. Чем больше вожаков «Парижской коммуны» погибнет, писал уже позже Карл Маркс, тем выше будет моральный авторитет «Парижской коммуны» в глазах населения Франции. Не надо бояться жертв, учил лидера чешских коммунистов Шмераля на 3 съезде Коммунистического Интернационала в 1921 году Владимир Ленин. Не надо, говорил Ленин делегатам этого съезда, ибо революция – это жертвы, большие жертвы. И здесь же добавлял: жертвы, которые не были известны европейской истории.

Надо знать, о чем я лично впервые сказал вслух еще в подцензурной советской печати в 1988 году, что на самом деле не очень много личного было в сталинском «большом терроре» конца 1930-х. Сталин как подлинный большевик и марксист просто следовал указаниям Карла Маркса и Владимира Ленина, т. е. при помощи «плебейского терроризма» уничтожал остатки «отживших классов», уничтожал всех тех, кто не впустил в свою душу идеалы коммунизма.

И теперь еще раз о том, о чем я не сказал следователю, который хотел от меня, соседа Анатолия Скопа, узнать о подлинных причинах его самоубийства. И причины эти, на мой взгляд, как я стал понимать уже позже, сформулировал бард Александр Галич. Все дело в том, что для того чтобы умному человеку выжить в советской системе, ему надо было, по словам Галича, не «быть», а «казаться». Но трагедия состоит в том, что некоторые, слава Богу, абсолютное меньшинство, не могли не «быть», не могли не ощущать изначальные абсурды советской власти, которая, как им казалось, связала их навсегда. Не каждый, с одной стороны, мог поверить, что нигде больше нет такой страны, где «так вольно дышит человек», а, с другой стороны, знать, что этот советский человек не только не имеет права пересечь границу без разрешения КГБ, но и жить там, где его душе хочется. Я уже не говорю о том, что в действительности этот советский человек не имел права на свое мнение, на право сомневаться, на право думать. И все те, кто не мог смириться с этими безумными абсурдами советской жизни, у кого не хватало сил заниматься «самиздатом», какой-либо подпольной деятельностью, предпочитали просто умереть.

И последнее. Сегодня почему-то об этих людях, которые или боролись с советской системой, или предпочитали умереть в знак протеста против нее, мы почему-то забыли.

Декабрь 2017 года

Почему реабилитация большевистского ЧК стала неизбежной

Антикоммунистическая революция в России захлебнулась