Однако из всего, что они встретили бы, фактически намного больше показалось бы им знакомым. Великие армии мира Нового времени с их порохом были, несомненно, сильнее армий Античности, и намного больше людей умели читать и читали, нежели когда-либо прежде. Однако при этом ни Восток, ни Запад не могли похвастаться миллионными городами, наподобие Древнего Рима или средневекового Кайфына[182]
. Впрочем, самое важное из всего, что гости из прошлого заметили бы, было бы следующее: хотя уровень социального развития поднялся выше, нежели когда-либо, но пути, следуя которыми люди способствовали его подъему, едва ли существенно отличались от тех, коими способствовали его подъему римляне или китайцы времен династии Сун. Земледельцы использовали больше навоза, копали больше каналов и рвов, устраивали севооборот и сокращали площади земель под паром. Ремесленники сжигали больше древесины, чтобы выплавить больше металла, а когда древесина стала редкостью, обратились к каменному углю. Чтобы вращать колеса, поднимать тяжести и тянуть повозки (ставшие более совершенными) по более ровным дорогам, было разведено больше животных, причем они стали более крупными. Чтобы измельчать руду, молоть зерно и перемещать суда по рекам (с искусственно спрямленными руслами) и искусственным каналам, более эффективно стали использоваться ветер и вода. Однако, хотя гости из времен династии Сун и Рима, вероятно, согласились бы с тем, что многое в XVIII веке было больше и лучше, нежели в XI или I столетиях, они вряд ли согласились бы с тем, что в целом стало фундаментально по-другому.Имелась одна загвоздка. В результате завоевания степей и океанов «твердый потолок» — на который некогда натолкнулись римляне и Китай династии Сун при уровне социального развития около сорока трех баллов — не был разбит, а был лишь чуть приподнят, и к 1750 году появились тревожные признаки, свидетельствующие, что развитие в очередной раз буксует, упершись в него. Правая часть графиков на рис. 9.3, где даны размеры реальной заработной платы, показывает нерадостную картину. К 1750 году жизненные стандарты упали повсюду — даже на динамичном северо-западе Европы. В то время, когда восточный и западный центры напряженно пытались приподнять «твердый потолок», времена настали более тяжелые.
Так что же произошло? Бюрократы в Пекине, посетители салонов в Париже и всякий уважающий себя интеллектуал в их среде выдвигали теории. Некоторые доказывали, что все богатство проистекает из сельского хозяйства, и принялись убеждать правителей предоставлять временное освобождение от налогов сельским хозяевам, которые осушают болота либо устраивают террасы на склонах холмов. От Юньнаня до Теннесси лачуги и бревенчатые хижины все дальше проникали в леса, где менее развитые общины охотились. Другие теоретики настаивали, что все богатство образуется благодаря торговле, и поэтому правители (зачастую те же самые) вкладывали даже еще больше ресурсов в то, чтобы довести до нищеты своих соседей, перехватив у них коммерцию.
Существовало множество вариантов, но в целом западные правители (которые с XV века столь неистово воевали) считали, что их проблемы решат войны, в то время как восточные правители (которые, как правило, воевали не столь неистово) считали, что это не так. Крайний случай представляла собой Япония. Ее правители решили — после того, как они ушли из Кореи в 1598 году, — что от завоеваний нет выгоды, и к 1630-м годам даже пришли к выводу, что внешняя торговля лишь лишает их ценных продуктов, таких как серебро и медь. Китайские и голландские (единственные европейцы, которых допускали в Японию к 1640 году) торговцы были сосредоточены в крошечных гетто в Нагасаки, где единственными женщинами, которым было дозволено иметь отношения с ними, были японские проститутки. Неудивительно, что в таких условиях внешняя торговля сократилась.
Защищенная от агрессии широким синим морем, Япония процветала примерно до 1720 года. Численность ее населения удвоилась, а Эдо, возможно, стал тогда крупнейшим городом мира. Рис, рыба и соя сменили более дешевые пищевые продукты в рационе большинства людей. Воцарился мир: рядовые японцы, сдавшие в 1587 году свое огнестрельное оружие Хидэёси, потом никогда снова не вооружались. Даже обидчивые воины-самураи согласились разрешать свои ссоры лишь при помощи фехтования, что изумляло людей Запада, которые в 1850-х годах путем запугивания проложили себе путь в Японию. «Эти люди, по-видимому, мало что знают о применении огнестрельного оружия, — вспоминал один из них. — Это поражает американца, который с детства видел стреляющих детей. Такое незнание оружия — это аномалия, свидетельствующая о первобытной невинности и аркадской простоте»57
.