Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Весь имевшийся опыт позволял предположить, что в условиях мира и единого правительства — и то и другое с 1840-х годов по большей части отсутствовало — Китай тоже смог бы процветать в рамках глобальной экономики, в которой доминирует Запад. Однако Дэн Сяопин пошел еще дальше, активно подталкивая Китай в направлении интеграции. Чтобы ослабить давление на ресурсы, Дэн Сяопин поддерживал и пропагандировал пресловутую «политику одного ребенка», согласно которой (в теории) женщина, имеющая двух детей, должна быть стерилизована[205]. А чтобы увеличить доступные ресурсы, он стал включаться в глобальную экономику. Китай стал членом Всемирного банка и Международного валютного фонда, открыл «особые экономические зоны», чтобы привлечь капиталистов из Макао, Гонконга и Тайваня, и даже разрешил построить в Шанхае предприятие по производству кока-колы.

К 1983 году Дэн Сяопин фактически покончил с коммунами Мао. Крестьяне занимались «побочными» видами деятельности ради личной выгоды, а бизнесмены сохраняли себе часть полученной прибыли. Сельскохозяйственные земли по-прежнему принадлежали коллективам, но теперь семьи могли арендовать участки на тридцать лет и обрабатывать их в частном порядке. Городскую собственность, взятую в длительную аренду, теперь даже можно было закладывать. Объем производства резко рос, и, хотя либерализация ужасала консерваторов, пути назад не было. Дэн Сяопин заявил:

«Во время «культурной революции» существовала точка зрения, что бедный коммунизм предпочтительнее богатого капитализма… Поскольку я опровергал эту точку зрения, меня сместили… [Однако] главная задача социализма — развивать производительные силы, неуклонно улучшать жизнь людей и постоянно наращивать материальное богатство общества… стать богатым — это не грех»⁷¹.

Аналогичные мысли одолевали коммунистов также и за четыре тысячи миль [примерно 6,4 тыс. км] отсюда — в Москве. После шока от поездки Никсона в Китай 1970-е годы прошли для Советского Союза довольно хорошо. Когда арабские государства подняли цену нефти, оказался в выигрыше также и Советский Союз, крупный ее экспортер. Благодаря притоку денег Москва профинансировала и выиграла серию войн, которые вели ее доверенные союзники, а в 1978 году догнала Америку по ядерным вооружениям. Но это была для коммунизма «высшая точка прилива». Интервенция с целью поддержать клиентский режим в Афганистане превратилась в войну на истощение, которая тянулась на протяжении 1980-х годов. Цены на нефть упали на две трети, а Соединенные Штаты резко увеличили военные расходы, в особенности на высокотехнологичные виды вооружений.

Политбюро уже забеспокоилось, что рядовые русские смогут понять, что их поезд по-прежнему стоит. Их управляемая государством экономика могла производить в большом количестве танки и «Калашниковы», но не компьютеры или автомобили (вот еще один советский анекдот: «Как повысить вдвое ценность «лады?»[206] Ответ: наполнить ее бак)⁷². Инакомыслие потихоньку клокотало повсюду. Мысль о новой гонке вооружений ужасала правителей советской империи.

«Так больше жить нельзя!»⁷³ — признался Михаил Горбачев своей жене Раисе, когда они гуляли в своем саду в 1985 году. Через несколько часов после этого Горбачев был объявлен премьером Советского Союза, однако для него сад был единственным местом, где он мог избежать слежки своих собственных шпионов. Как и Дэн Сяопин, Горбачев понимал, что ему придется лицом к лицу столкнуться с реальностью. Взрыв устаревшего ядерного реактора в Чернобыле в 1986 году сделал явным то, что Советский Союз не просто отстает, но фактически разваливается на части. И Горбачев решительно прибегнул к реструктуризации («перестройка») и прозрачности действий («гласность»), — только чтобы заново убедиться в том, что Маркс и Энгельс знали полтора века назад: либерализация сметает «все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения», а не просто те, которые нам не нравятся.