Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Рис. 2.4. Вперед и вширь, версия первая: распространение на запад одомашненных растений с территории Холмистых склонов до Атлантики в период 9000–4000 лет до н. э.

Вторая теория утверждает, что ничего подобного не происходило, поскольку первые земледельцы и скотоводы на большей части регионов, показанных на рис. 2.4, вообще не были потомками иммигрантов с территории Холмистых склонов. Они были местными охотниками и собирателями, которые сами переходили к оседлости и становились земледельцами и скотоводами. У Салинза земледелие и скотоводство выглядят крайне непривлекательно по сравнению с «обществом первоначального изобилия». Однако, по всей вероятности, охотникам и собирателям редко приходилось просто делать выбор между двумя образами жизни. Земледелец или скотовод, который оставлял свой плуг и переходил к бродячей жизни, вряд ли пересекал при этом некую резко выраженную границу и вступал на территорию охотников и собирателей. Скорее он приходил в деревни, где люди занимались сельским хозяйством чуть менее интенсивно, нежели это делал ранее он (возможно, они обрабатывали свои поля мотыгами, вместо того чтобы их вспахивать и вносить навоз). Затем он приходил к людям, которые занимались сельским хозяйством еще менее интенсивно (возможно, они выжигали участки леса и обрабатывали их до тех пор, пока они обратно не зарастали сорняками, а затем перемещались дальше). И наконец, он приходил к людям, которые полностью полагались на охоту и собирательство. Идеи, люди и микробы перемещались взад и вперед через всю эту широкую контактную зону.

Когда люди осознавали, что соседи, более интенсивно занимавшиеся сельским хозяйством, уничтожали дикие растения и изгоняли животных, от которых зависел их охотничье-собирательский образ жизни, они могли атаковать этих вандалов или убежать. Но, помимо этого, у них была возможность «примкнуть к этой толпе» и самим более интенсивно заниматься культивированием. Вместо того чтобы сразу предпочесть занятие сельским хозяйством охоте и собирательству, люди, возможно, всего лишь решали тратить чуть меньше времени на собирательство и чуть больше времени на выращивание растений. Позже они могли решить, а не стоит ли начать выпалывать сорняки, затем решали обрабатывать землю плугом, еще затем — решали унавоживать почву. Но это была, если повторить образ из предыдущей главы, серия «детских шагов», а не один «Большой скачок» от общества первоначального изобилия к тяжкому, «ломающему спину» труду и хроническим болезням. В целом на протяжении сотен лет и тысяч миль становилось все больше людей, интенсифицировавших свое хозяйство, и все уменьшалось число тех, кто цеплялся за свой старый образ жизни. В ходе этого процесса границы сельского хозяйства медленно продвигались вперед. Никто не делал выбор в пользу иерархии и более продолжительного рабочего времени, а женщины не принимали решения, что пальцы их ног должны быть поражены артритом. Все это незаметно «прокралось» к ним.

Независимо от того, сколько каменных орудий, сгоревших семян или оснований домов раскопают археологи, они никогда не будут в состоянии доказать ни ту ни другую теорию. Но им опять-таки на помощь пришли (отчасти) генетики. В 1970-х годах Луиджи Лука Кавалли-Сфорца из Стэнфордского университета начал масштабное изучение групп крови и ядерных ДНК у европейцев. Его команда обнаружила постоянный градиент частотности генов в направлении с юго-востока на северо-запад (рис. 2.5), что, как указали исследователи, вполне соответствует археологическим свидетельствам распространения сельского хозяйства, показанным на рис. 2.4.

Их вывод был таков: после того как мигранты из Западной Азии принесли сельское хозяйство в Европу, их потомки по большей части заменили аборигенов — охотников и собирателей, вытолкнув их остатки на далекие север и запад.

Археолог Эндрю Колин Ренфрю доказывал, что сценарий Кавалли-Сфорца подтверждает также и лингвистика: первые земледельцы, по его предположению, не только заменили европейские гены генами из Юго-Западной Азии, но также заменили исконные языки Европы индоевропейскими языками с территории Холмистых склонов, оставив только изолированные очаги более старых языков — таких, как баскский. Поэтому драма выселения, которая положила конец обществу первоначального изобилия, записана в телах современных европейцев и вновь повторяется всякий раз, когда они открывают рот.