Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Поначалу эти новые факты лишь обострили академические споры. Лингвисты немедленно подвергли сомнению выводы Ренфрю, утверждая, что современные европейские языки отличались бы друг от друга гораздо больше, если бы они на самом деле начали отделяться от общего предкового языка шесть или семь тысячелетий назад, а в 1996 году команда из Оксфордского университета под руководством Брайана Сайкса оспорила Кавалли-Сфорца и в отношении генетики. Сайкс рассматривал митохондриальные ДНК, а не ядерные ДНК, которые изучал Кавалли-Сфорца, и вместо прогрессии в направлении с юго-востока на северо-запад, как на рис. 2.5, он выделил закономерность, которая является чересчур запутанной для того, чтобы ее можно было с легкостью отобразить на карте. Сайкс обнаружил шесть групп генетических линий, лишь одна из которых может быть убедительно связана с мигрантами из Западной Азии, занимавшимися сельским хозяйством. Сайкс предположил, что другие пять групп были намного старше и в основном вели свое начало от первоначального заселения Европы из Африки в период от 25 до 50 тысяч лет тому назад. Он пришел к выводу, что все это указывает на то, что первыми земледельцами и скотоводами в Европе были по большей части аборигенные охотники и собиратели, которые решили перейти на оседлость, а не потомки мигрантов с территории Холмистых склонов.

Рис. 2.5. История, записанная в крови: интерпретация генетического состава населения Европы, выполненная Лукой Кавалли-Сфорца на основе обширной выборки ядерных ДНК. Он пришел к выводу, что данная карта, показывающая степень генетической схожести современных популяций с гипотетическими колонистами с территории Холмистых склонов (в которой 8 соответствует полной: схожести, а 1 — самой низкой степени этого соотношения (измеряющей первый основной компонент в его статистической обработке результатов, ответственный за 95 % отклонений в данной выборке), свидетельствует, что колонисты, происходившие с территории Холмистых склонов, распространили сельское хозяйство по Европе. Однако многие археологи и некоторые генетики с этим не согласны

В 1997 году команды Кавалли-Сфорца и Сайкса яростно ополчались друг на друга на страницах American Journal of Human Genetics, но в дальнейшем их позиции неуклонно сближались. Теперь Кавалли-Сфорца считает, что иммигранты из Западной Азии — земледельцы и скотоводы — ответственны за 26–28 процентов ДНК европейцев, а Сайкс утверждает, что эта цифра ближе к 20 процентам. Говорить, что на каждых трех или четырех первых земледельцев и скотоводов Европы, происходящих от коренных обитателей, приходится один, происходящий от иммигрантов из Юго-Западной Азии, будет чрезмерным упрощением. Но это не будет большой ошибкой.

Предопределение

Ни утверждения Кавалли-Сфорца и Ренфрю, ни альтернативные утверждения Сайкса — и ни даже возникающий компромисс между ними — не обрадовали бы студентов в Нантере, поскольку во всех этих теориях триумф сельского хозяйства считается неизбежным. Конкуренция, генетика и археология имеют очень отдаленное отношение к экзаменам или преподавателям, что, впрочем, было всегда. Логика этих теорий означает, что события должны были — более или менее — произойти именно так, как они произошли.

Но верно ли это? Ведь у людей, в конце концов, есть свободная воля. Лень, жадность или страх, возможно, и являются двигателями истории, но у каждого из нас есть возможность выбирать между ними. Если три четверти или даже больше первых земледельцев и скотоводов Европы происходило от коренных собирателей, то доисторические европейцы наверняка могли бы воспрепятствовать распространению сельского хозяйства, если бы достаточное число из них приняло бы решение против интенсификации культивирования. Так почему же этого не произошло?

Иногда такое случалось. После перемещения с территории современной Польши в Парижский бассейн, которое происходило на протяжении пары сотен лет до 5200-х годов до н. э., волна наступления сельского хозяйства остановилась (рис. 2.4). На протяжении следующего тысячелетия вряд ли кто-то из земледельцев и скотоводов вторгался в пределы тех последних 50 или 60 миль [примерно 80,5–96,5 км], что отделяли их от Балтийского моря, и лишь немногие балтийские охотники и собиратели в этот период занимались более интенсивной культивацией. В этих местах охотники и собиратели сражались за свой собственный образ жизни. Вдоль линии раздела между сельским хозяйством и охотой-собирательством мы находим примечательно много укрепленных поселений и скелетов молодых мужчин, убитых ударами тупых инструментов по передней и левой частям их черепа. Именно этого нам следовало бы ожидать в том случае, если они умерли, сражаясь лицом к лицу с праворукими противниками, которые пользовались каменными топорами. Некоторые массовые захоронения могут даже быть ужасными остатками побоищ.