Почему же не Эванс? Убийство в восточном экспрессе. Трагедия в трех актах. Разбитое зеркало

— Боже милостивый! — воскликнул Бобби. — Совсем про него забыл.

Он встал, вышел из комнаты и через несколько минут вернулся.

— Он до сих пор спал, — объяснил Бобби. — Теперь встает. Горничная звала его, кажется, раза четыре, но все напрасно.

— Что ж, пойдем повидаем твою чокнутую, — сказала Франки, вставая. — А заодно куплю зубную щетку, ночную рубашку, губку и прочее — хочется снова почувствовать себя человеком. Ночью мне было не до того. Я сразу сдернула с себя платье и рухнула на постель — до того была измучена.

— Понятно, — сказал Бобби. — Я тоже.

— Ну так веди меня к ней, к этой Роуз Чадли.

Роуз Чадли, ныне именуемая миссис Прэт, жила в маленьком коттедже, переполненном мебелью и фарфоровыми собачками. У нее было угрюмое туповатое лицо и рыбьи глаза да еще и гнусавый голос.

— Вот видите, я опять к вам, — игриво сказал Бобби.

Миссис Прэт в ответ лишь громко сопела и тупо переводила взгляд с одного на другого.

— О, вы ведь знали миссис Темплтон? — с жаром начала Франки.

— Да, мэм…

— Она ведь теперь живет за границей, — продолжала Франки, делая вид, что она близкая знакомая Темплтонов.

— Да, говорят, — подтвердила миссис Прэт.

— Вы у нее служили, верно?

— Чего-чего, мэм?

— Я говорю, вы служили у миссис Темплтон, — медленно и очень четко повторила Франки.

— Да как сказать, мэм. И всего-то два месяца.

— A-а, я думала куда дольше.

— Это Глэдис, мэм. Горничная. Она у них с полгода служила.

— Значит, обе вы там служили?

— Ну да. Она горничная была, а я кухарка.

— А когда мистер Сэвидж умер, вы еще служили?

— Не пойму, мэм. Это вы про что, мэм?

— Это при вас мистер Сэвидж умер?

— Мистер Темплтон не помер… Нет, ничего такого я не слыхала. Просто уехал за границу.

— Мы говорим не о мистере Темплтоне, а о мистере Сэвидже, — не выдержал Бобби.

Миссис Прэт глянула на него непонимающим взглядом.

— Тот самый джентльмен, который оставил миссис Темплтон кучу денег, — сказала Франки.

На лице миссис Прэт мелькнул наконец проблеск понимания.

— А и впрямь, мэм, джентльмен, про кого дознание было.

— Вот-вот, — подхватила Франки, обрадованная своим успехом. — Он ведь часто к ним наезжал?

— Не могу сказать, мэм. Я тогда только поступила. Должно, Глэдис знает.

— Но ведь вам пришлось засвидетельствовать его завещание, верно?

Миссис Прэт тупо на нее поглядела.

— Вас позвали, и он при вас подписал какую-то бумагу, и вам самой тоже пришлось ее подписать.

Опять проблеск понимания в глазах.

— И впрямь, мэм. И меня, и Альберта позвали. Я ничего такого никогда не делала, и не понравилось мне это. Я тогда и Глэдис сказала: не по мне это — какую-то бумагу подписывать, верное слово, не по мне. А Глэдис успокоила: мол, тебе бояться нечего, потому как там мистер Элфорд, а он очень даже приличный джентльмен, потому как поверенный.

— Так что же все-таки произошло? — спросил Бобби.

— Это вы о чем, сэр?

— Кто вас позвал поставить свою подпись? — уточнила Франки.

— Хозяйка, мэм. Она пришла на кухню и велела мне сходить за Альбертом, и чтоб мы с ним пришли в ту, самую лучшую спальню — сама-то она перед тем, как тому джентльмену приехать, стала в другой спальне спать. Приходим мы, а он в кровати сидит и, ясное дело, хворый. Это я сразу поняла, хоть раньше его не видела. Такой, что краше в гроб кладут. Мистер Элфорд там тоже был и говорил так хорошо, сказал, мол, нечего бояться, а просто надо подписать, где джентльмен подписался, я, как было велено, все сделала и еще приписала: «кухарка» и свой адрес, и Альберт, он то же самое сделал. Ну, я сразу потом к Глэдис — а сама вся дрожу — значит, ей говорю: это что ж такое, тот джентльмен в спальне того и гляди помрет. А Глэдис мне: вчера вечером он в полном порядке был, видать, в Лондоне что приключилось, вот он и расстроился. Он когда в Лондон поехал, еще спали все: тогда я ей и сказала, что не люблю я никакие бумаги подписывать, а Глэдис говорит, нечего, мол, беспокоиться, потому как там мистер Элфорд был.

— А тот джентльмен… мистер Сэвидж… он когда умер?

— Да сразу на следующее утро. С вечера он у себя в комнате заперся и никому не велел к нему входить, а утром Глэдис вошла и видит — он уж весь закоченел, и тут же письмо… лежало, а на нем написано: коронеру. Ох, у Глэдис прямо поджилки затряслись. Потом дознание было, и все такое. А через два месяца миссис Темплтон сказала мне, что теперь за границей жить будет. Но она определила меня на очень хорошее место на севере Англии, с большим жалованьем… и подарок хороший подарила, так-то. Уж такая добрая леди — миссис Темплтон.

Теперь миссис Прэт, можно сказать, блистала, упиваясь собственным красноречием.

Франки встала.

— Что ж, мы очень вам благодарны. — Она вытащила из портмоне банкноту. — Позвольте оставить вам, э-э… э-э… небольшой подарок. Я отняла у вас столько времени.

— Спасибочки, мэм, от всего сердца. Всего вам хорошего, и вашему джентльмену тоже.

Франки покраснела и поспешно ретировалась. Бобби последовал за ней через несколько минут. Вид у него был озабоченный.

— Похоже, — сказал он, — мы выудили из нее все, что она знает.