Почему же не Эванс? Убийство в восточном экспрессе. Трагедия в трех актах. Разбитое зеркало

— Ah! Mon vieux[94],— раздался голос у него за спиной, — вот уж кого не чаял увидеть!

Пуаро обернулся — приземистый пожилой толстяк с жестким ежиком волос радостно улыбался ему.

Пуаро вскочил:

— Мосье Бук!

— Мосье Пуаро!

Мосье Бук тоже был бельгиец, он служил директором Международной компании спальных вагонов; его знакомство с бывшим светилом бельгийской полиции уходило в глубь времен.

— А вы далеко заехали от дома, старина, — сказал мосье Бук.

— Расследовал одно небольшое дельце в Сирии.

— Вот оно что! И когда возвращаетесь домой?

— Сегодня же.

— Великолепно. Я тоже еду. Вернее, я еду только до Лозанны[95], у меня там дела. Вы, я полагаю, едете экспрессом СИМПЛОН-ВОСТОК?

— Да, я только что попросил достать мне купе. Рассчитывал пробыть здесь несколько дней, но неожиданно получил телеграмму — меня вызывают в Англию по важному делу.

— Ох уж эти дела, — вздохнул мосье Бук. — Зато вы теперь мировая знаменитость, мой друг!

— Да, кое-каких успехов мне удалось достичь, — сказал Пуаро, стараясь выглядеть скромно, что, однако, ему не удалось.

Бук засмеялся.

— Встретимся позже, — сказал он.

И Пуаро всецело сосредоточился на том, как бы уберечь от супа свои длинные усы. Справившись с этим, он в ожидании, пока ему принесут второе блюдо, стал разглядывать публику. В ресторане было всего человек пять-шесть, но из них Пуаро заинтересовался только двумя.

Они сидели неподалеку от него. Младший был симпатичный молодой человек лет тридцати, явно американец. Однако внимание маленького сыщика привлек не столько он, сколько его собеседник — мужчина лет шестидесяти, если не семидесяти. На первый взгляд у него была благодушная внешность типичного филантропа. Лысеющая голова, высокий лоб, улыбка, открывавшая два ряда неправдоподобно белых вставных зубов, — все, казалось, говорило о доброте. И только глаза — маленькие, глубоко посаженные, лживые — противоречили этому впечатлению. Впрочем, не они одни. Сказав что-то своему спутнику, старик оглядел комнату, взгляд его на мгновение задержался на Пуаро, и в нем неожиданно промелькнули недоброжелательство и непонятная тревога.

Он тут же поднялся.

— Заплатите по счету, Гектор, — сказал он. Голос у него был хрипловатый. В нем таилась какая-то странная, приглушенная угроза.

Когда Пуаро встретился со своим другом в вестибюле, американцы покидали отель. Портье сносил в машину чемоданы. Молодой человек присматривал за ним. Потом открыл стеклянную дверь и сказал:

— Все готово, мистер Рэтчетт.

Старик что-то буркнул и вышел.

— Что вы думаете об этой паре? — спросил Пуаро.

— Они американцы, — сказал мосье Бук.

— Это само собой разумеется. Я хотел спросить, как они вам понравились?

— Молодой человек показался мне симпатичным.

— А тот, второй?

— Сказать по правде, мой друг, он произвел на меня неприятное впечатление. Нет, он решительно мне не понравился. А вам?

Пуаро помедлил с ответом.

— Когда там, в ресторане, он прошел мимо меня, — сказал наконец Пуаро, — у меня появилось странное ощущение, словно мимо меня прошел дикий, вернее сказать, хищный зверь — понимаете меня? — настоящий хищник!

— Но вид у него самый что ни на есть респектабельный.

— Вот именно! Тело как клетка: снаружи все очень респектабельно, но сквозь прутья выглядывает хищник!

— У вас богатое воображение, старина, — сказал мосье Бук.

— Может быть, и так. Но я не могу отделаться от впечатления, что само зло прошло совсем рядом со мной.

— Вы про этого почтенного американца?

— Да, про этого почтенного американца.

— Что ж, — сказал мосье Бук жизнерадостно. — Возможно, вы и правы. На свете так много зла.

Двери отворились, к ним подошел швейцар. Вид у него был озабоченный и виноватый.

— Это просто невероятно, мосье! — обратился он к Пуаро. — Все купе первого класса в этом поезде проданы.

— Как? — вскричал мосье Бук. — Сейчас? В мертвый сезон? Не иначе, как едет группа журналистов или политическая делегация.

— Не могу знать, сэр, — почтительно вытянулся швейцар. — Но купе достать невозможно.

— Ну, ничего, — обратился мосье Бук к Пуаро. — Не беспокойтесь, мой друг. Что-нибудь придумаем. На крайний случай мы оставляем про запас одно купе — купе номер шестнадцать. Проводник всегда придерживает его. — Он улыбнулся и взглянул на часы: — Нам пора.

На станции мосье Бука почтительно приветствовал проводник спального вагона, облаченный в коричневую форму.

— Добрый вечер, мосье. Вы занимаете купе номер один.

Он подозвал носильщиков, и те покатили багаж к вагону, на жестяной табличке которого значилось: СТАМБУЛ-ТРИЕСТ-КАЛЕ.

— Я слышал, у вас сегодня все места заняты.

— Нечто небывалое, мосье. Похоже, весь свет решил путешествовать именно сегодня.

— И тем не менее вам придется подыскать купе для этого господина. Он мой друг, так что можете отдать ему купе номер шестнадцать.

— Оно занято, мосье.

— Как? И шестнадцатое занято?

Они обменялись понимающими взглядами, и проводник — высокий мужчина средних лет, с бледным лицом — улыбнулся:

— Я уже говорил, мосье, что у нас все до единого места заняты.