Почетный пленник

Эндир подошел и коротко, без замаха, ткнул костяшкой указательного пальца Остаха в грудь. Мышца сразу онемела. Остах осекся на полуслове.

— Запомни, — жестко сказал ему Эндир. — Мой язык — дорча. Это, — он махнул рукой себе за спину, — мои земли. Земли дорча. И вскоре я возьму власть. И ты встанешь рядом.

Это не было вопросом. Остах кивнул.

— Сейчас ты вылезешь в окно, пройдешь по дорожке через сад. Пересечешь ограду поместья и двинешься в сторону гор, к селу. Иди уверенно, как будто спешишь с поручением. В селе найдешь дом старейшины. Он в самом центре села, у площади. Ты будешь повторять, как глупый ребенок: «Дорча, Эндир, Гимтар». Повтори.

— Дорча, Эндир, Гимтар, — обреченно повторил Остах.

— Когда будешь говорить «Эндир», укажешь на виллу. А «Гимтар» будет вопросом. Покажи.

— Дорча, — сказал Остах. Возражать он даже не пытался. — Эндир, — он показал себе за плечо. И спросил: — Гимтар?

— Хорошо. Когда найдешь брата, расскажешь ему все. Он укроет тебя. Пока не выучишь язык, не появляйся.

— Что?.. — Вот этого Остах точно не ожидал. Это ж насколько все затянется!

— Когда я вновь увижу тебя, ты скажешь мне… — и он произнес длинную фразу по-горски. И перевел: — Густой туман накидкой белой лежит на склонах. Сияет снег седою гривой на горном пике. Бездонна мудрость, как пасть ущелья. Запомнил?

Остах пошевелил губами. Эндир повторил еще раз, и Остах кивнул.

— Тогда ступай. — Эндир хлопнул его по плечу.

— Вспомнил? — спросил Алиас Фугг.

Остах вынырнул из воспоминаний и кивнул.

— Вспомнил. Я многое помню и многое знаю, Муха.

— Те, кто много знают, живут или очень хорошо, или очень недолго. — Имперец потрепал своего скакуна между ушами. — Как ты живешь, Остах?

«Клиббово проклятье! Это разговор для Гимтара, не для меня. Я начинаю гневаться, а это плохо!» — подумал Остах.

— Ты много лет работал со словами, Алиас. Переписывал, писал, передавал слова от одного к другому… — начал Остах.

Алиас с интересом склонил голову к плечу. Остах продолжал:

— А я работал ножом. Тесаком. — Он хлопнул рукой по ножнам. — Не словами. Я не мастак говорить, Алиас.

— Ты излагаешь свои мысли весьма ясно.

— Вот именно: ясно. Я ясно говорю тебе, Алиас: про тебя мне Законник рассказывал многое. Может быть, все.

— Все? — вскинул брови Алиас. — Как интересно…

«Заинтересован. Но не напуган».

— А правда, — вдруг тоненько пропищал Остах, — что все горцы задницу пальцем вытирают?

Алиас удивленно посмотрел на него, не понимая. Потом озарение осветило его лицо. Он вспомнил.

— Тебе известно многое, — грустно улыбнувшись, согласился он. — Но все, что ты можешь знать обо мне, уже давно протухло за давностью лет и никому не интересно… Тухлую рыбу никто не покупает: ты же Рыбак, должен понимать…

«И даже прозвище Рыбак знает… Мне с тобой не справиться, клиббово семя!..»

— Никому не интересно?.. А твоим врагам? А Сивену? — перебил его Остах.

Услышав это имя, Алиас дернулся.

«А вот теперь клюнул, до задницы крючок заглотил. И подсекать не нужно», — подумал Остах.

Лошади привыкли друг к другу и шли в ногу.

Помолчали. Хорошо помолчали, как могут молчать только друзья. Или враги.

— Доказательств у тебя нет никаких. Потому как быть их не может. Только слова.

— Только слова, — не стал спорить Остах.

— Но я выслушаю тебя. Чего ты хочешь?

— Чтобы ты сохранил свои знания обо мне при себе. В твоих отчетах — устных или письменных — мое имя не всплывет.

— Молчание за молчание… Что же, это справедливо, Остах Рыбак.

— Это справедливо, Алиас, сын Клая, — сощурился Остах.

Повернув лошадь и отъезжая, Остах сказал:

— А ведь Эндир считал тебя хорошим парнем. Как же так получилось, Алиас?

Фугг резко повернулся.

— Как получилось?! Ты меня спрашиваешь об этом?.. — Лошадь слегка взбрыкнула, и имперец натянул поводья. — Векс Кней считал Эндира сыном!.. — Голос его сорвался, и Алиас прокашлялся. — Чем же он отплатил за заботу? Как же так получилось, Остах?

Глава 5

Олтер

Кайхур залез под край тюфяка и дрых, изредка вздрагивая всем телом и перебирая лапами. За обедом я, по совету Буддала, покормил его смоченным в молоке хлебом. Щенок то и дело норовил присосаться к указательному пальцу.

Теперь у меня свой мини-зоопарк: я, Кайхур и Буцефал. Меня отнесли-таки к моему скакуну, который оказался невысокой кобылкой весьма флегматичного нрава. Забавно — в детском представлении рисовался статный конь героической наружности, а в действительности оказалась милая кобылка. Но переименовывать ее я не стал — быть ей Буцефалом! Все равно в этом мире никто не знает, что это за зверь такой. Коней на переправе не меняют, не так ли?

Что же, попробуем прикинуть свой актив на сегодняшний день. Упомянутый выше зоопарк — личная лошадь и щенок неизвестной, но потенциально дорогой заморской породы. Барат, с которым у меня, после недавних событий, стали складываться доверительные отношения. Прицепом к нему шел Йолташ, которого я пока плохо знал.