— Вообще-то поговаривают, что это весьма свирепая порода, — неодобрительно заметил купец. — И уши у него маленькие, а не большие, как у кролика.
— Это моя собака? — спросил я его.
— Твоя, — был вынужден согласиться Буддал.
— И я могу назвать ее как хочу? — задал следующий вопрос я.
— Можешь, — кивнул купец. — Но…
— Значит, буду звать его Кайхуром, — не слушая возражений, громко сказал я и поднял щенка высоко над головой.
Барат, услышав знакомое слово, обернулся, посмотрел на щенка в моих руках и рассмеялся.
— Вот уже и люди смеются… — забурчал купец. Видимо, недоволен, как отнеслись к его подарку. А нечего дворняг всяких подсовывать! — Мой младший сын Фиддал назвал своего пса Хиндурином — Лютым. Ты, кстати, сможешь с ним познакомиться. Он будет учиться в одной с тобой школе и жить там же.
— С кем? С этим Хиндурином? — спросил я собеседника.
— Нет же! С Фиддалом, моим младшим сыном. В этом году он также поступил в школу наместника.
«Так вот где собака порылась… Понятно. Куй железо, не отходя от кассы, — и расположением возможного будущего правителя Дорчариан заручиться, и дружбой с сынишкой. Дальновидно».
Вытащив щенка из-под мышки, я приблизил его мордашку к своему лицу. Щенок был весь белый, а глаза — красноватые.
«Ну точно — кролик. Альбинос, блин».
Щенок чихнул и лизнул меня в кончик носа.
— Вот и подружились, — удовлетворенно сказал торговец, хлопнув коня по шее. Отъезжая, он сказал: — Увидимся за ужином, Олтер.
— Спасибо, Буддал! — крикнул я ему в спину.
Не оборачиваясь и не прекращая движения, купец поднял руку и помахал мне.
Как только он удалился на достаточное расстояние, Барат прокомментировал:
— Ну и уродец! Надо этого ублюдка утопить, пока не поздно. У пайгалов…
Щенок тявкнул. Точнее, попытался тявкнуть. Вышел какой-то сип.
«Сообразительный собакен», — подумал я, прижимая Кайхура к груди.
— Нет, Барат. Это подарок. А подарки не топят.
Щенок завозился в моих объятиях на груди, мило зевнул во всю пасть и задремал. Мы тронулись. Я тоже пригрелся и вздремнул.
Тем временем мы преодолели широкий, но мелкий брод. В окружающем мире, казалось, ничего не изменилось — шумели все те же деревья, щебетали все те же птицы, все та же дорога расстилалась под колесами. И все это было так, но было верно и другое: мы ехали по иной земле, здесь звучал иной язык и действовали иные законы.
Не было ни постов, ни таможен, ни трактира, ни пограничного столба или межи — никакого знака, но все, включая малолетнего Олтера, знали, что, преодолев брод на Джуре, мы въехали на территорию Империи.
— Приветствую тебя, Голос Империи в землях Дорчариан! — на безупречном имперском произнес Остах, подъезжая к едущему поодаль от остальных Алиасу Фугу.
Скрываться под личиной горца не имело смысла. Уже не раз и не два имперец давал понять: он не верит в то, что Остах горец. Что ж, Остах был согласен с тем, что эту партию он проиграл, но игра-то продолжалась…
Теперь он делал свой первый ход в новой партии. Быть может, Гимтар с интересом продолжил бы прежнюю игру как ни в чем не бывало — его-то как раз не смущали условности, недомолвки, долгоиграющие интриги. Но Остах был не таков. И потому он выждал момент, когда имперец ехал на своем скакуне один, и обратился к нему.
Алиас посмотрел на него долгим взглядом — лошади перешли на шаг, двигаясь рядом — и коротко усмехнулся.
— Надоело притворяться, Остах? — спросил он.
— Так ты знаешь меня? — прозвучало вопросом на вопрос.
— Любишь прямые вопросы… — задумчиво, словно рассуждая сам с собой, произнес имперец, — и предполагаешь, что получишь прямые ответы…
«Да, Отец Глубин и все его рачьи дети тебе в задницу! Да! Прямые вопросы и прямые ответы».
Однако годы, проведенные с Эндиром, а потом — с Гимтаром, даром не прошли.
Он промолчал.
— Давай попробуем, — не дождавшись ответа, кивнул Алиас. — Я видел тебя дважды…
«Вот это память! Сукин сын, столько лет прошло!..»
— Дважды? Один раз я помню. Это было в столичном борделе, где мы столкнулись нос к носу. И это был самый дорогой бордель в самом дорогом городе Империи! Помню, я подумал тогда: откуда у курьера такие деньги?
— Я уже не был курьером, — без труда парировал Алиас. Вел он беседу легко и непринужденно, казалось, наслаждаясь общением. — И был там по делам
«Мы жили на деньги, которые могли вытащить из Империи любыми способами. Любыми!»
— Ты сказал, что мы встречались дважды, — ушел от ответа Остах. — И первый мы вспомнили. Какой же второй?
— Ты путаешь, — поправил его Алиас. — Мы вспомнили именно второй случай. А впервые мы встретились, когда ночью вы ввалились пьяными в виллу Векса и переполошили всех слуг. Выкинули в окно управляющего, который пытался вас утихомирить. Бедняга разодрал морду о розовый куст и сломал руку.
— Да быть того не может! — искренне воскликнул Остах. Такие подробности об увечьях управляющего, косоглазого Эта, мир его праху, он узнал впервые.