Почетный пленник

— Я сказал, — не отказываясь от своих слов, кивнул Остах. — Подарок в бою, от всего сердца — великая вещь. Против такого что скажешь… Вот и не позорь ни клинок, ни себя! — вдруг крикнул он, возвращая мне кинжал. — Вычисти его для начала, убери в ножны и храни, пока не подрастешь! А себе повесишь на пояс учебный нож.

«Ага, который тупой как палка…» — заточки у учебного клинка не предполагалось вовсе.

Посмотрев на мою надувшуюся физиономию, Остах улыбнулся и сказал:

— Как будешь держать кинжал, покажи.

Я взял рукоять обычным хватом ножа. Против воли рука ухватила слишком большую для моей ладони рукоять кинжала, как утопающий хватает соломинку. Аж пальцы побелели. От напряжения клинок ходил ходуном.

— Еще, — сказал дядька.

Я показал обратный хват ножа.

— Ладно, — кивнул дядька. И повторил указания: — Кинжал вычистить и убрать. На пояс повесишь учебный.

Он постоял, помял пальцами нижнюю губу, прикидывая что-то, и крикнул:

— Барат!

Парень примчался тотчас же. Все вокруг сворачивали лагерь, и братья были заняты тем же.

— Подарил Оли кинжал, вот и… — видимо, он хотел закончить: «…нянчись с ним», — но не стал. — Теперь ты везешь Олтера, — и кивнул на мою арбу с уже уложенным в нее пуховым тюфяком.

Видимо, благословив таким образом наше боевое товарищество, Остах кивнул и отправился командовать сборами.

И вот теперь я продолжаю свой путь вместе с молодым воином.

— Барат, — позвал я парня. Ему было чуть за двадцать, и хоть для Оли он был взрослым, я его воспринимал как молодого парня.

— А? — лениво, не оборачиваясь, переспросил он.

— А почему ты на лучника с дерева спрыгнул?

— Потому что я на дереве был, — ответил парень.

Немногословный у меня попутчик. А я хочу информацию. Хочу любую информацию в неограниченных количествах. Как в Интернете.

— А зачем ты на дерево залез? Неужели все, кто ночью на страже стоит, на деревья залазят? — начал свой расспрос я.

Барат закашлялся.

— Ну… у меня мать из пайгалов… — начал Барат, стеснительно покашливая. — Вот кровь и дает о себе знать, как мама говорит.

«Пайгалово семя», — вспомнил я ругательство Остаха. Видимо, сгоряча дядька напутал. В случае Барата семя было дорча, а вот лоно — пайгала.

Пайгалы, пайгалы… Что-то такое хранилось в памяти… Перед внутренним взором всплыла картинка народных гуляний. Праздник! Между двумя высокими треногами на высоте много выше человеческого роста натянут тонкий канат. На нем выделывают фигуры высшего пилотажа мужчины, женщины, дети — все по очереди. Прыгают по тонкому канату, идут по нему с завязанными глазами, крутят сальто, выписывают мечами восьмерки. Рядом музыканты играют на пронзительно звенящих дудках и гулко ухающих барабанах. Народ веселят ярко одетые ряженые с напяленными личинами.

— Пайгалы — веселые, — поддержал разговор я.

— Пайгалы не веселые! — от возмущения Барат оглянулся. — Пайгалы… — он замолчал, подбирая слово, — гордые! Знаешь, откуда взялись пайгалы?

«Шутишь, друг? Да если бы и знал, то молчал в тряпочку. Говори, мой друг, говори! Пой, ласточка, пой! Внимательнее собеседника ты в жизни своей не встречал!»

— Нет, — замотал головой я.

— Тогда слушай, — отвернулся от меня Барат и заерзал, устраиваясь поудобнее. И начал свой рассказ: — Однажды давным-давно, так давно, что об этом помнят только камни, из дальнего далека пришли в нашу землю лунолицые люди. Были они роста небольшого, и лошадки у них низкорослые и лохматые. Но были они очень злые. И люди, и их кони. Все сжигали, все вытаптывали, всех убивали на своем пути. Как саранча, что иногда залетает в долину… Ты знаешь, что такое саранча? — сбился с тона сказителя Барат.

— Знаю, — ответил я. — Как кузнечики, только их много и жрут все подряд.

— Правильно, — кивнул Барат и вновь перешел на «сказительский» тон. — И было лунолицых так много, как саранчи в плохой год. Они сожгли все города у моря. Сожгли все города между морем и горами. Сожгли все города рядом с горами. И наконец, остановились у входа в долину. Высокие каменные башни и стены остановили их. Злые наездники начали пускать стрелы, что затмили собой солнце, и пускали их три дня. Но защитники спрятались в башнях, и стрелы не причиняли им вреда. Тогда лунолицые разозлились еще больше, срубили все деревья, что были рядом, и построили хитрые машины, что метали камни. И метали они камни еще три дня и разрушили и башни, и стены… Ты слушаешь? — захотел убедиться мой сказитель, оборачиваясь.

Имитировать интерес не приходилось — я был увлечен не на шутку.

«Слушаю! Да я записываю, блин! Монголоидные кочевники, стена и башни на входе в долину. Саранча — бич урожаев. Конечно, я слушаю!»

— Да, да, да! — закричал я, хлопая в ладоши.